Третий пир

«Воздухом, которого мне все чаще не хватает», — рассеянно подумал я, жадно вслушиваясь.

— …и так рисковать. Зачем? Его возможности в этом плане — ну, женщины, — должно быть, безграничны. И все-таки именно Поль.

— Она захотела его немедленно?

— Не знаю. Он ушел.

— Какое ж ты дерьмо, Сашенька.

— Ты прав, я трус. Деликатный и потрясенный трус. Я сделал вид, будто ничего не слышал, только что вошел в комнату. Он как раз положил трубку и сказал: «Не на жизнь, а на смерть». Он специально ничего не скрывал, ускорял «развязку» и если б ты слышал его голос… Мне даже показалось на секунду — это ты ей говоришь, с такой, извини, нежностью. «Поль…» Из всего этого можно сделать вывод: он ее любит.

От бешенства я просто онемел, забыв про неврозы, а друг сердечный продолжал, взволнованно запинаясь, перебудораженный возможностью «пострадать»:

— Зло дало трещину, так получается? Я совсем запутался, но дело в том…

Тут и я обрел голос:

— Она шлюха, и он обращается с ней соответственно! А ты действительно трус и ищешь оправдания своей трусости. «Зло дало трещину»! Прекрасно. Иди обнимись с возрожденным братом. Демоны всех стран, соединяйтесь, занимайтесь любовью… Нет, Сашенька, для подвига или преступления нужна страсть, по меньшей мере равная любви, а то и сильнее, пуще!..

— Митька, кончится катастрофой.

— Да, надо спешить. Парабеллум я тебе не дам, это мое дело, но ты его разыщешь. Для начала — Страстной бульвар, я уже не могу там появляться… Есть, на чем записать?.. Действуй осторожно, никаких шалостей, учти, Вэлоса голыми руками не возьмешь. Ну все, иди.

Но он продолжал сидеть, а черный козел от могил подобрался к нам почти вплотную и слушал внимательно, поблескивая в профиль непроницаемым зраком, выставив острые рожки и чуть-чуть пристукивая копытцем. Вдруг заблеял иронически над человечьей тщетой. Жизнь переполнена дешевой символикой.

— От чего умер ваш Павел? — спросил я на ночь глядя у дяди Пети; меня подзадоривала явно «запретная тема».

— Убили.

— Кто?

— Говорили, иностранец. Шпион то есть. Но не поймали. Где им, сволочам…

— Да за что?

Он закрыл глаза и якобы заснул, я погасил свет. Господи, шпион! Кто нормальный в этом мире, покажите мне его. «Я хочу видеть этого человека!» Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, чтоб пусто было и ничего от нашего дерьма не осталось. Что тогда? Он не договорил, его перебила Мария: об ангеле-хранителе. Свято место пусто не бывает. Три таблетки димедрола путались в мозгах, я будто бы выходил на берег Белого моря, одновременно лежа в черной палате, раздвоение было приятно, заблеял козел, дядя Петя сказал сквозь сон (мой сон или свой собственный):

— Не шпион то был.

— Кто?

— Знать бы — убил.

Глава десятая:

АДВОКАТ ПЕРЕД ГОСПОДОМ

— Ну, пошел. — Алеша протиснулся в пыточную камеру (соответственно раскаленную в полдневных лучах, распаленную психической атакой: «знание — сила»), ничего пока не видя, кроме белых бумажек на двух столах. В одной кучечке — «святая русская литература», в другой — «великий, могучий, свободный…». Подошел, взял билет, пробежал глазами, просиял, подошел, взял, пробежал… Удача! Жизнь прекрасна!

Сел на расшатанный стульчик, отдышался, огляделся. Неприметный ветхий старичок, по виду ласковый, внимательный… чересчур внимательный! И шикарная дама в золоте (кольца, цепочка, серьги), зловеще посверкивает. «Пушкин всю жизнь боролся с царизмом и церковью (задорная девица — старичку), например, в „Гавриилиаде“…» Дама скучающе (здоровенному дебилу): «Так чем же страдательные причастия отличаются от действительных?» — «Ущ-ющ». — «Что — ущ-ющ?» — «Ущ-ющ». Да, обстановочка. «Демон». Какое счастье! Позапрошлую зиму Алеша бредил Лермонтовым, и поэт отплатил за любовь, голубчик. «Поднятая целина» — тоже одолел, почти половину, в свое время — три богатыря при наганах, Давыдов, Нагульнов, Разметнов, вглядываются вдаль, в научный коммунизм; в подполье под копытами копошатся враги народа, дед Щукарь в легком старческом маразме: «спереди, говорит, костистый, а сзади говнистый»… но, но, яркий национальный тип — вот как надо говорить — и нет проблем! Имя существительное — это часть речи, которая обозначает лицо или предмет и отвечает на вопросы — кто? что?.. гласные и согласные… делов-то! Разбор предложения: «Крепкий шелковый снурок очевидно заранее припасенный и выбранный на котором повесился Николай Всеволодович был жирно намылен». Неслабо! Со знаками препинания тут все просто, а кто такой Николай Всеволодович? Ни-ко-лай Все-во-ло-до-вич. Знакомое имечко. Ладно, не до него!

Сложноподчиненное, с причастным оборотом и вводным словом «очевидно»…

В камере произошли перемещения, вошла Лиза — ни жива ни мертва (унылая девица взамен задорной завелась обреченно: «Обломов — один из представителей лишних людей…»; дебил, не справившись с «ущ-ющ», уступил место следующему знатоку). Алеша мимоходом пожалел ветхого старичка и золотую даму, однако — не расслабляться: тебя тут никто не пожалеет.