Треугольная груша. 40 лирических отступлений из поэмы

(Ленка по уши влюблена!)

Елена Сергеевна входит в класс.

("Милый!" — Ленка кричит из глаз.)

Елена Сергеевна ведет урок.

(Ленка, вспыхнув, крошит мелок.)

Понимая, не понимая,

точно в церкви или в кино,

мы взирали, как над пеналами

шло

таинственное

о н о...

И стоит она возле окон —

чернокосая, синеокая,

закусивши свой красный рот,

белый табель его берет!

Что им делать, таким двоим?

Мы не ведаем, что творим.

Педсоветы сидят:

"Учтите,

Вы советский никак учитель!

На Смоленской вас вместе видели..."

Как возмездье, грядут родители.

Ленка-хищница, Ленка-мразь,

Ты ребенка втоптала в грязь! "О спасибо моя учительница

за твою высоту лучистую

как сквозь первый ночной снежок

я затверживал твой урок

и сейчас как звон выручалочки

из жемчужных уплывших стран

окликает меня англичаночка —

проспишь алгебру

мальчуган..."

Ленка, милая, Ленка — где?

Ленка где-то в Алма-Ате.

Ленку сшибли, как птицу влет...

Отступление, в котором рыбак Боков варит суп

Богу — Богово,

А Бокову —

Боково...

Он хохочет оглушительно.

На снегу горят ножи.

И как два огнетушителя

Наши красные носы!

В полушубке, как бульдозер,

Боков в бурную струю

Валит дьявольскими дозами

Рыбин, судьбы, чешую.

Церкви, луковки, картошка,

Ух — в уху!

Головешками галоши

Расплясались на снегу.

Пляшет чан по-половецки.

Солнце красной половешкой.

Боков бешен как шаман.

И бормочет:

"Ах, шарман..."

(Он кого-то укокошил.

Говорят, он давит кошек.

Ловит женщин до утра,

Нижет их на вертела.)

Но я прощу все сплетни, байки,

Когда, взявши балалайку,

Синеок, как образа,

Заглядится в облака

и частушка улетая

точно тучка

золотая

унесет меня как дым

к алым туфелькам твоим

как консерваторской палочкой

ты грозишься резвым пальчиком

"Милый — скажешь —

прилечу..."

Чу!..

Отступление об отступлениях

Болен я. Живу у моря.

Нет "Америки". Умора!

Я живу, счастливый, пленный

Обнаглевших отступлений.

Муза мне чаек мешает,

Помогает и мешает.

Ждет редактор Косолапов...

Берег кляксами заляпав,

Мое море отступает,

Точно сцену обнажает —

Душу,

водоросли,

песок,

А потом на берег шпарит,

Как асфальтовый каток!

Рублевское шоссе

Мимо санатория

Реют мотороллеры.

За рулем влюбленные —

Как ангелы рублевские.

Фреской Благовещенья,

Резкой белизной

За ними блещут женщины

Как крылья за спиной!

Их одежда плещет,

Рвется от руля,

Вонзайтесь в мои плечи,

Белые крыла.

Улечу ли?

Кану ль?

Соколом ли?

Камнем?

Осень. Небеса.

Красные леса.

Студенческое, озорное

Пожар в архитектурном институте

Пожар в Архитектурном!

По залам, чертежам,

Амнистией по тюрьмам —

Пожар, пожар!

По сонному фасаду

Бесстыже, озорно,

Гориллой

краснозадою

Взвивается окно!

А мы уже дипломники,

Нам защищать пора.

Трещат в шкафу под пломбами

Мои выговора!

Ватман — как подраненный

Красный листопад.

Горят мои подрамники,

Города горят.

Бутылью керосиновой

Взвилось пять лет и зим...

Кариночка Красильникова,

Ой, горим!

Прощай, архитектура!

Пылайте широко,

Коровники в амурах,

Райклубы в рококо!

О юность, феникс, дурочка,

Весь в пламени диплом!

Ты машешь красной юбочкой

И дразнишь язычком.

Прощай, пора окраин!

Жизнь — смена пепелищ.

Мы все перегораем.

Живешь — горишь.

А завтра, в палец чиркнувши,

Вонзится злей пчелы

Иглочка от циркуля

Из горсточки золы...

...Все выгорело начисто.

Вздыхающих полно.

Все — кончено?

Все — начато!

Айда в кино!

Польское

Конфедераток тузы бесшабашные

Кривы.

Звезды вонзались, точно собашник,

В гривы!

Польша — шампанское, танки палящая

Польша!

Ах, как банально — "Андрей и полячка",

Пошло...

Выросла девочка. Годы горят. Партизаны.

Проволоки гетто,

как тернии, лоб ей терзали...

Как я люблю ее

еле смеженные веки,

Жарко и снежно, как сны —

на мгновенье, навеки...

Во поле русском,

аэродромном,

во поле-полюшке

Вскинула рученьки

к крыльям огромным —

П о л ь ш а!

Сон? Богоматерь?..

Буфетчицы прыщут, зардев, —

Весь я в помаде,

Как будто абстрактный шедевр.

Новогоднее письмо в Варшаву

А. Л.

Когда под утро, точно магний,

Бледнеют лица в зеркалах

И туалетною бумагой

Прозрачно пубра на щеках,

Как эти рожи постарели!

Как хищно на салфетке в ряд,

Как будто раки на тарелке,

Их руки красные лежат!

Ты бродишь среди этих блюдищ,

Ты лоб свой о фужеры студишь.

Ты шаль срываешь. Ты горишь.

"В Варшаве дущно", — говоришь.

А у меня окно распахнуто

в высотный город словно в сад

и снег антоновкою пахнет

и хлопья в воздухе висят

они не движутся не падают

ждут

не шелохнутся

легки

внимательные

как лампады

или как летом табаки

они немножечко качнутся

когда их ноженькой

коснутся

одетой в польский сапожок...

Пахнет яблоком снежок.

Сирень "Москва—Варшава"

Р. Гамзатову

10.III-61

Сирень прощается, сирень — как лыжница,

Сирень как пудель мне в щеки лижется!

Сирень заревана,

сирень — царевна,

Сирень пылает ацетиленом!

Рамсул Гамзатов хмур как бизон.

Расул Гамзатов сказал: "свезем".

11.III-61

Расул упарился. Расул не спит,

В купе купальщицей

сирень дрожит.

О как ей боязно!

Под низом

Колеса поезда — не чернозем.

Наверно, в мае цвесть "красивей"...

Двойник мой, магия, сирень, сирень,

Сирень — как гений.

Из всех одна

На третьей скорости цветет она!

Есть сто косулей —

одна газель.

Есть сто свистулек —

одна свирель.