Тревожное торжество

– Как, еще завтра? – изумился бухгалтер. – Что тут смотреть? Все перешерстили.

– Я тугодум, – иронично усмехнулся Анатолий, – люблю одно и то же по несколько раз просматривать, – и прострочил: – Привыкайте. Теперь нам придется часто видеться. Обожаю копаться в цифрах. Не беспокойтесь, сработаемся. Я человек покладистый, когда меня не обманывают. А застукаю на обмане, шкура будет трещать!

Позже, подъехав к дому, увидал машину Истровской и не успел войти в двери, как жена с порога предупредила:

– У нас гостья.

Анатолий прошел в столовую, там с чашкой кофе в руках за столом сидела Алла в полосатом топе и с взъерошенной прической. Он остановился, удивленно выплеснул:

– Алла, кто тебя так пощипал? Щеки покарябаны. Сведут тебя мужики с ума. Лицо – твоя достопримечательность, ты должна беречь его. Не позволяй нашему брату вольностей. Не только лицо попортит – на голову сядет.

Истровской не понравилось замечание о царапинах, ибо буквально все, с кем сталкивалась в течение дня, обращали на них внимание. Адаевский также наступил на больную мозоль. Она напружинилась и недовольно отставила чашку:

– Я приехала к тебе по другому поводу.

Анатолий сел сбоку, увидел, что юбка у нее была тоже в полоску:

– Тогда держу ушки на макушке.

– Вот и держи, – расслабилась она и продолжила. – Я разговаривала с Павлом.

– Когда?

– Не имеет значения. Не это главное, Анатолий. Он сказал, что ты расширяешь свой бизнес и намереваешься сделать мне предложение о сотрудничестве. Спел мне длинную балладу о преимуществах нашего сотрудничества. А сути так и не раскрыл. Хитер. Но он это он, а ты это ты. Хотелось бы от первого лица услышать, как именно ты видишь мою выгоду в этом. Сумеешь заинтересовать – клюну на твое предложение, не сумеешь – пошлю далеко-далеко. Я ночью в дороге голову сломала, не понимала, как ты собираешься расширять свой бизнес. И вдруг утром от Марины узнаю, что ты купил Печаевскую долю. Вот тогда сразу смекнула, что ты собираешься прищемить хвост Аспенскому. Удивительно, но похвально. В этом я на твоей стороне. А сейчас слушаю тебя – Она опять взяла чашку и отхлебнула кофе.

Адаевский вытаращил глаза, постарался за мимикой лица спрятать растерянность. Он был не готов к такому разговору ни с Аллой, ни с кем-либо другим, ибо совершенно не представлял планов Хавина на будущее и не знал, о чем Павел говорил с Истровской. Телефонные переговоры с Хавиным о новом проекте и новых возможностях не давали полной картины предприятия. Предстояло еще завершить проект и обсудить весь объем работ и роль каждого в этом проекте, хотя Павел, давая деньги, уже обозначил, что основная роль ложится на плечи Анатолия. Аспенскому, очевидно, отводилась вторая роль. А вот что касается Аллы, тут Адаевский ничего сказать не мог.

Анатолий попытался скрыть оторопь, но Истровская уловила ее и все поняла. В душе закипела злость на Хавина. Выходит, врал, отвлекал, чтобы избавиться. Третий раз ущемил самолюбие. В дурацком свете выставил перед Адаевскими. Ярость и бешеный огонь в глазах подбросили ее с места. Отольется тебе, Павел, твоя насмешка надо мной!

– Мне все понятно, – резко бросила она.

– Я ничего еще не сказал.

– Тебе сказать нечего! Я ухожу! – Глянула на Людмилу. – Спасибо за кофе. – Выскочила из-за стола к двери.

– Погоди, – попытался остановить Адаевский, злясь на Хавина, что тот не позвонил и не предупредил. Но чтобы не разрушать мосты, сказал вдогонку: – Когда все определится окончательно, я тебе позвоню.

– Для чего? – нервно засмеялась Истровская. – Он пожалеет обо всем! Отомщу! – И метнулась из столовой.

Анатолий понял, кого имела в виду Истровская. Озабоченно посмотрел на жену. Людмила выбежала следом за Аллой, но та уже вылетела на улицу.

Адаевский сплюнул, вытащил из кармана телефон и набрал номер Хавина.

18

Истровская направилась к Печаевым. Гнала машину на большой скорости. В свете фар смотрела на дорогу сосредоточенно и тупо. Дневная жара на улице спала, но Истровской было нечем дышать. Включила кондиционер на самую низкую температуру, но до конца пути так и не ощутила холода.

Она чувствовала себя униженной, будто вчера Хавин пинком отшвырнул ее от себя, как собачонку, как паршивую овечку, как козу драную, как обыкновенную шлюшку.

Марина встретила и провела Истровскую в комнату. Андрей с добродушным выражением на лице поднялся навстречу из-за стола.

– Располагайся, Алла, – сказал дружеским тоном, – места много. Садись, где нравится.

Истровская села на стул, хотя рядом стояло кресло и в нем, казалось бы, разместиться было уютнее. Собрана в кулак, мышцы натянуты, тело, как сжатая пружина. Глянула на Марину, присевшую на диван, спросила резко:

– Зачем вы продали свою долю Хавину?

– Адаевскому, – поправил Андрей, опускаясь на свое место.

– Я только что была у Анатолия, – повысила голос Истровская, – и поняла, что он – простая декорация! Настоящий покупатель – Хавин!

– А что случилось, Алла? – пожала плечами Марина. – Ну, продали и продали, и что с того? Да хоть прохожему с соседней улицы.