Жека все еще хмурился. Я швырнул в него первым, что попалось под руку. Это оказался плед. В полете он раскрылся и плюхнулся на Жеку, будто греческая тога. Василиса засмеялась.
– Да расслабься ты, Жек! – предложил ему я. Он выглядел донельзя смешно, и я видел, что уже тоже еле сдерживает смех, хоть и пытается казаться серьезным и недовольным. – Рас-слабь-ся! Разве это не должно быть самым счастливым летом в нашей жизни?
– Хорошо-хорошо, ты прав, – наконец засмеялся Жека и прыгнул на меня, выбивая коленями весь воздух из легких.
Под громкий смех Василисы мы скатились с кресла-мешка на пол и завозились, как пара щенков. Чтобы эта дамочка не смеялась так громко, я дернул ее за ногу, и она с удовольствием упала в нашу кучу-малу. Ох, иногда эти Жека с Василисой – сущие дети!
Василиса
Я даже не думала, что, оказавшись на другом конце света, мы получим столько свободы и порицания одновременно. Конечно, Жека оказался прав и его недовольное «Я же тебе говорил!» в сторону Сашки испортило нам пару вечеров, но… Кто же мог предугадать. Ни у одного из нас не было опыта жизни в деревенской среде. Да, когда мы приехали, нас никто не знал, но слухи в таких местах разлетаются быстротечно и беспощадно. На пару недель наша троица стала объектом всеобщего внимания. Где бы мы ни появлялись, всюду эти взгляды. Так как мы особо не скрывались ни в первое время, ни позже, то стали «теми ребятами, что живут втроем». Но потом я заметила нечто поразительное: если маленькое сообщество принимает тебя, то принимает и все твои особенности. Ты становишься своим. Потому что завтракаешь по выходным в одной и той же милой домашней закусочной, покупаешь преступно великолепное мороженое «Миссия на Марципан» в одном и том же фургончике (потому что других нет!), бегаешь за пивом в единственный в городе небольшой супермаркет. И вот настороженные пытливые взгляды превращаются в добрые искренние улыбки. И никто уже не шепчется и не шушукается, стреляя глазами, когда вы втроем, взявшись за руки, стоите в очереди за билетами в старый, но очень аутентичный кинотеатр.
– Это потому что общество здесь более терпимое, – подытожил Жека, переворачиваясь на живот и кидая в меня бутылкой лосьона. Он был в восторге от этой страны.
– Это потому что людям вообще насрать друг на друга, – отрезал Сашка. – Если ты ведешь себя как ни в чем не бывало, они решают, что все нормально.
Жека просто молча ткнул в шрам друга, пересекающий то место, где когда-то была селезенка. Сашка состроил недовольную гримасу.
Меня расстраивали их частые перепалки, и я отказывалась принимать ту или иную сторону. Как и выбрать себе купальник в магазине, хотя почти каждый выходной день мы проводили на городском пляже. Туристический сезон еще не разгорелся, работы было не так уж и много. Поэтому мы вели довольно странную жизнь, очень открытую и уединенную одновременно: пляж, прогулки по холмам, поездки на велосипедах, которые любезно предоставил нам Джон.
В Олд Фордж мы открыли для себя прелесть обрезанных до колен джинсов, выгоревших футболок, кедов «Конверс» и очков «Рэй-Бэн», которые удивительно шли всем троим. Сашка выглядел в таком полусельском наряде словно рыжая длинноволосая копия Джеймса Дина. Девчонки то и дело оборачивались на него на улице, когда он катил на велике, лениво жуя травинку. Жека ровно в такой же одежде напоминал приехавшего на каникулы студента Лиги Плюща. И да, на него тоже оборачивались все эти американские школьницы, которые жутко меня раздражали.
Я же… Свободная мне мужская одежда скрывала любой намек на округлость бедер, огромные солнечные очки прятали половину моего лица, и я все еще была похожа на мальчишку – уже не истощенного, но все еще худосочного. Даже в розовых кедах. И впервые за очень долгое время это вызвало во мне давно забытое чувство разочарования. Не способствовало спокойствию и глупое ощущение, что девушки в этой стране приобретали выпуклости, только-только выбравшись из детского сада. Еще и это прозвище, которое прилипло ко мне на работе, – Твигги, что переводилось как «худышка». В любом случае я предпочитала Твигги, а не Бин, что, как нехотя объяснил мне Сашка, значит «жердь». Так называли меня некоторые местные девушки. По-моему, кому-то нужен толковый словарь. Да, я была худой, но не такой уж высокой. Хорошо, возможно, чуть выше среднего девичьего роста, но до дылды мне было очень и очень далеко.
Несмотря на мои опасения, парни и усом не вели в сторону здешних красоток. Подозреваю, Жеку выпуклости только отталкивали, а Сашка очень… сосредоточен на нашем трио. Ему на остальной мир вообще было плевать. И, если быть до конца откровенной с самой собой, я немного злорадствовала, когда мы втроем катились, обмениваясь только нам понятными шуточками, а эти наглые девицы с завистью пускали слюнки. Да-да, это мои мальчики, утритесь!