Три чашки горя при свете звёзд

− Понимаю, − говорит «Мечта о просе». Опять легкое неодобрение и ещё одно чувство, которое «Тигрица под баньяном» не может определить. Сомнение? Опасение нарушить приличия? − Дитя, ты не можешь так жить.

«Оставь меня в покое», − хочет сказать «Тигрица под баньяном», но, конечно, не может, не такому старому кораблю, как «Мечта о просе».

− Это пройдет, − отвечает она. − А я пока буду заниматься тем, чему меня учили. Меня не в чем упрекнуть.

Она умышленно отвечает на грани дерзости.

− Не в чем, − соглашается «Мечта о просе». − Я и не упрекаю. Не мне тебя учить, как справиться с горем. − Она издает короткий смешок. − Ты знаешь, есть люди, которые ей поклоняются? Я видела храм на Пятьдесят второй планете.

Более лёгкая и радостная тема для разговора.

− Я тоже видела, − отвечает «Тигрица под баньяном». − На Тридцатой планете.

Там стоит статуя мамы. Она улыбается безмятежно, как бодхисаттва, а люди возжигают благовония, прося у неё помощи.

− Ей бы понравилось.

Не слава и поклонение, просто её бы это от души позабавило.

− Хммм. Несомненно. − «Мечта о просе» начинает удаляться, связь с ней немного ухудшается. − Ещё свидимся. Помни, что я сказала.

«Тигрица под баньяном» запомнит, но без удовольствия. И ей не нравится тон, с которым её покидает старый корабль. Кажется, «Мечта о просе» что-то задумала − что-то типичное для стариков, что не оставит «Тигрице под баньяном» другого выбора, кроме как уступить тому, что «Мечта о просе» считает необходимым.

Что ж, ничего не поделаешь. Отправляясь с орбитальной станции в следующий рейс, «Тигрица под баньяном» устанавливает слежку за «Мечтой о просе» и время от времени мониторит сигналы. Похоже, другой корабль не делает ничего неожиданного или подозрительного, и некоторое время спустя «Тигрица под баньяном» перестает следить.

Прокладывая путь между звёздами, она вспоминает.

За неделю до смерти мама пришла на борт и бродила между стен с их бесконечными бегущими текстами. Это всё стихи, которым она учила «Тигрицу под баньяном» в детстве. Благодаря низкой гравитации мама двигается без особого труда, в очередной раз шагая по кораблю к центральному отсеку. Она садится, держа на коленях чашку тёмного чая − по её словам, ей нужен крепкий, чтобы перебить привкус лекарств, которыми её пичкают. Центральный отсек наполняется ароматом свежевскопанной земли, пока «Тигрица под баньяном» не начинает ощущать вкус чая, который не может пить.

− Дитя? − позвала мама.

− Да?

− Мы можем улететь ненадолго?

Разумеется, это не положено, она разумный корабль, все её перемещения четко ограничены и закреплены предписаниями. Но она согласилась. Предупредив космическую станцию, направилась в глубокий космос.

Мама ничего не говорила. Глядя перед собой, прислушивалась к странным звукам, к эху собственного дыхания, смотрела на маслянистые разводы на стенах, а «Тигрица под баньяном» придерживалась курса, напрягаясь и скрипя, её тянуло во все стороны, будто она плыла по стремнине. Мама что-то бормотала под нос. «Тигрица под баньяном» не сразу поняла, что это слова песни, и как аккомпанемент включила музыку по громкой связи.

− Вернись домой. Ждать буду девять лун, и осень десять раз придет...

Она вспоминает мамину улыбку, абсолютную безмятежность на её лице; то, как она встает после их возвращения в обычное пространство, − плавно и невероятно грациозно, словно в этот самый момент отбросила всю боль и слабость, поглощенная музыкой или путешествием, или и тем, и другим. Она вспоминает тихие слова мамы, когда та покидала центральный отсек.

− Спасибо, дитя. Ты молодец.

− Пустяки, − ответила она, а мама улыбнулась и сошла с корабля, но «Тигрица под баньяном» услышала слова, которые та не произнесла. Конечно, это был не пустяк. Конечно, это кое-что значило − побыть вдали от всего, даже на короткий миг, повисеть, не испытывая никакого груза или ответственности, в бесконечности космоса. Конечно.

Черед сто три дня после маминой смерти из Императорского дворца пришло послание. Ей предписывалось забрать Парчового стража с Первой планеты и перевезти на...

Будь у неё сердце, оно бы остановилось в этот миг.

Парчовый страж летит на космическую станцию мамы. Неважно зачем и надолго ли − только «Тигрица под баньяном» должна отправиться с ним. А она не может. Это выше её сил...

Под приказом приписка, и «Тигрица под баньяном» знает, что в ней окажется. Что сначала для этой миссии предназначалась «Мечта о просе», которая, не в состоянии выполнить задание, рекомендовала вместо себя «Тигрицу под баньяном».

Прародители...

Как она посмела?

«Тигрица под баньяном» не может отказаться от приказа или передать его кому-то другому. Не может и отругать более старый корабль − но если бы она могла, прародители, если бы могла...

Это неважно. Станция − просто место, пусть немного значимое для неё, но ничего такого, чего бы она не выдержала. Она побывала во многих местах по всей Империи, это всего лишь ещё одно.

Всего лишь ещё одно.