Три чашки горя при свете звёзд

Парчовый страж молод, неопытен и ему не чужда доброта. Как и предписано, он восходит на её борт на Первой планете, и она так поглощена стараниями успокоиться, что забывает его поприветствовать, но, похоже, он этого не замечает.

Она встречала его раньше, на похоронах. Это он приносил соболезнования Куанг Ту и известил о том, что тот не получит мамины мем-импланты.

Конечно.

«Тигрица под баньяном» находит лазейку в протоколе: она не обязана беседовать с пассажирами, особенно с высокопоставленными, выполняющими служебные поручения. Они могут счесть обращение бесцеремонностью. Поэтому она не разговаривает, а он сидит в своей каюте: читает отчеты, смотрит видео, как и другие пассажиры.

Перед самым выходом из глубокого космоса она медлит, как будто это что-то изменит − как будто там её ждет демон или, возможно, нечто более древнее и ужасное; нечто, что разобьет её самообладание безо всякой надежды на восстановление.

«Чего ты боишься?» − спрашивает внутренний голос, и она не уверена − мамин или «Мечты о просе», как не уверена в своём ответе.

Станция выглядит не так, как она ожидала. Это каркас, работа в самом разгаре: масса кабелей и металлических балок, на которых ползают роботы, и в центре жилые отсеки, такие маленькие посреди недоделанного сооружения. Обманчиво обыденный вид, тем не менее станция так много значила для мамы. Это её предвосхищение будущего Империи, и ни Куанг Ту, ни «Тигрице под баньяном» нет здесь места.

И всё же... всё же станция имеет вес. Она имеет значение − как незаконченный рисунок, оборванное на середине строфы стихотворение; копье, остановившееся в дюйме от сердца. Она умоляет − требует − чтобы её достроили.

Парчовый страж заговорил:

− У меня есть дела на борту. Подождешь меня?

Спросив, он проявил любезность, поскольку она ждала бы в любом случае. Но он удивил её, когда оглянулся, сходя с неё.

− Корабль?

− Да?

− Соболезную твоей утрате. − Его голос был невыразительным.

− Не стоит, − отвечает «Тигрица под баньяном».

Он едва заметно улыбается.

− Я мог бы сказать банальность насчет того, что твоя мать жила работой, если бы думал, что это что-то изменило бы для неё.

«Тигрица под баньяном» некоторое время молчит. Она смотрит на станцию внизу, слушает едва различимые радиопереговоры − учёные вызывают друг друга, докладывают об успехах, неудачах и десяти тысячах маленьких существ, составляющих проект такой величины. Мамино предвосхищение, мамина работа − люди называют это делом её жизни, но, конечно, «Тигрица под баньяном» и Куанг Ту тоже дело её жизни, только в другом смысле. И тогда она понимает, почему «Мечта о просе» прислала её сюда.

− Станция что-то значила для неё, − наконец говорит она. − Не думаю, что она была бы недовольна её завершением.

Он медлит. Возвращается на корабль и смотрит вверх, прямо туда, где находится центральный отсек. Затем опускает взгляд под влиянием эмоции, которую «Тигрица под баньяном» не может определить:

− Станцию закончат. Новый сорт риса, который они вывели... Окружающую среду придется строго контролировать, чтобы рис не погиб от холода, но... − Он делает глубокий дрожащий вдох. − Подобные станции будут по всей Империи − и всё благодаря твоей матери.

− Конечно, − соглашается «Тигрица под баньяном». И единственные слова, что приходят ей на ум, − те же, которые когда-то произнесла мама: − Спасибо, дитя. Ты молодец.

Она смотрит, как он уходит, и думает о маминой улыбке. О маминой работе и о том, что было между работой: песни, улыбки и похищенные мгновения − всё это выстроилось у неё внутри с ясностью и стойкостью алмаза. Она думает о воспоминаниях, которые несет в себе − и пронесет сквозь века.

Парчовый страж пытался извиниться за мем-импланты, за наследие, которое никогда не достанется ни ей, ни Куанг Ту. В конце концов, это того стоило − сказать ей, что их жертва не напрасна.

Но, если честно, это не имеет значения. Имеет значение для Куанг Ту, но она не её брат. Она не связана гневом или обидой, и она не горюет так, как он.

Вот что имеет значение: она хранит все воспоминания о маме, и мама теперь здесь, с ней − вечно неизменная, вечно прекрасная и неутомимая, вечно летящая среди звёзд.