Три дня до небытия

– И когда организуете безопасную доставку, сделаете пару звонков, арендуете где-нибудь дом, вытащите из земли тротуарный блок, плотно завернете его и поручите кому-нибудь из несвязанных с нами саяним доставить этот блок в арендованный дом. Делайте вид, что предпринимаете все меры безопасности, но для связи используйте открытый канал и произносите ключевые слова, типа «Маррити» и «катса». Ничего слишком нарочитого, никакого Моссада или Эйнштейна. Ясно?

– Ясно, – кивнул Лепидопт, протискиваясь между плитой и кроватью. – Надеюсь, мы не станем подвергать опасности этих подставных саяним, которые будут стеречь кусок тротуара?

Мишел кивнул на плиту Чаплина и ящики.

– Это нужно Израилю. Как и то, что находится в башне, чем бы оно ни было.

– Отель «Эль-Мирадор» еще стоит? – спросил Маррити.

Мишел с прищуром посмотрел на него сквозь клуб дыма.

– У вас прошел собственный скромный сеанс, а? Нет, отель вряд ли, но башня на месте.

– Эйнштейн разговаривал с вами, – понял Маррити. – Объяснил, как работает машина?

– Да. Он всегда этого хотел. Мы – Израиль.

Мишел обратился к Лепидопту:

– Раздобудь пару кусков стекла и масло, оставь на них отпечатки своих рук. И прядку волос, ну, ты все и сам слышал. Прямо сейчас.

Малку он сказал:

– И еще нам срочно нужна пара саяним, которые увезут стекла с твоими отпечатками – одно на вершину горы Вильсона, второе в Долину Смерти.

И обратился к Лепидопту:

– А ты подготовься совершить прыжок как можно скорее, понятно?

– Понятно, – ответил Лепидопт, но Маррити показалось, что он не особо рад этому.

26

Дафна уснула на стуле посреди черной палатки. Час назад Канино обошел вокруг, потыкал в закрывавшую вход ткань чем-то похожим на метлу и покричал: «Мэтт, уходи!» и «Отвали, Мэтт!» Дафна, просто чтобы услышать в ответ человеческий голос, спросила его, который час, но Канино молча поплелся обратно в дом. Ну, хотя бы это мультяшное существо из телевизора больше не появлялось.

Но в какой-то момент музыка сделалась громче и разбудила девочку. Это была по-идиотски позитивная однообразная мелодия из тех, что звучали фоном в фильмах пятидесятых годов, пока главный герой с героиней кривлялись и валяли дурака в парке.

Дафна смотрела через пластиковую трубу на город в долине. Огней в темноте теперь стало меньше, и она гадала, кто сидит за рулем этих машин с включенными фарами и по каким делам разъезжают они по улицам в такой час.

Внезапно весь мир вспыхнул белым светом, ослепив ее после долгой темноты. Беззвучная вспышка настолько поразила ее, что отдалась громом в ушах.

А потом Дафна оказалась в двух местах одновременно: ее руки были по-прежнему примотаны к спинке стула посреди снова воцарившейся темноты, но одновременно она чувствовала кончиками пальцев маслянистое стекло и, сидя на стуле в палатке на горе, одновременно смотрела сквозь изящную арку башни на огромные листья пальм, качающихся на ночном ветру.

Дафна знала, что случилась: она поймала до боли яркий луч из города внизу в тот же миг, когда вспыхнули фары, установленные позади ее стула. И от этого, по-видимому, у нее произошло раздвоение сознания.

Башня, казалось, падала – или у грузовика сломался стояночный тормоз, и он вместе с палаткой сорвался с края плато и парил в воздухе… Ее запястья были примотаны к стулу, но и не двигая ими, она проникла сквозь ткань палатки, пересекла площадку, усеянную грязным гравием, и что было сил ухватилась за хижину.

Кресло, в котором сидел Гольц, покачнулось, а дом хорошенько встряхнуло на бетонном фундаменте, и в тот же миг треснули оконные стекла, а из кухонных плит вырвалось рыжее пламя. Вцепившись в подлокотник, Гольц выкрикнул:

– Канино, усыпи ее! Бегом туда, это она устроила! – он задыхался и махал рукой Фреду.

Канино распахнул входную дверь, замер на миг перед слепящими языками пламени и рванул наружу. Старый Фрэнк Маррити выронил бутылку и неуклюже поднялся на ноги.

– Фред, – прохрипел Гольц и, когда парень оглянулся, указал на себя, потом на дверь.

Фред покачал головой и бросился следом за Канино.

Дом наполнился рыжим от огня дымом, и Гольц не мог уже ни кашлянуть, ни вдохнуть. Опираясь на одну рабочую руку, он попытался подняться с кресла, чтобы доползти до двери. Слышно было, как Маррити, ударившись о косяк, выскочил наружу.

Сквозь дым и запотевшие очки Гольц мало что видел, но все же различил высокую женщину, возникшую из дыма в глубине кухни. Она шагнула к нему, и сильные руки взялись за ручки кресла-каталки.

Он кивнул – а женщина уже мощно взяла разгон, толкая его с такой силой, что его прижало к спинке, и он прошептал: «Нет». Кресло, двигаясь со скоростью двадцать миль в час, звякнуло колесами о порог и взлетело на воздух.

Он пролетел добрых пять футов и упал лицом на гравий. Сверху на него грохнулось кресло, а затем Раскасс.