Три доллара и шесть нулей

– В сауне... – Парень корчился от боли, сжимая рукой простреленную икру.

– Я там был, – сообщил Хорошев. – Картины нет.

– Тогда я не знаю... Откуда мне знать?! Я – «подай-принеси»!.. Ты ведь не убьешь меня? Не убьешь?!

– Не убью, – пообещал Седой, разглядывая интерьер кабинета.

Ему всегда хотелось иметь такое просторное помещение. Расставить кадки с пальмами, обязательно – кофейное дерево, кожаную мебель и в углу, рядом с камином, небольшой бар. Здесь все было так, как представлял в своих мечтах Валентин Матвеевич Хорошев. Он часто видел себя, процветающего бизнесмена, далекого от криминала, сидящего в кресле перед распахнутой балконной дверью, с книгой Коллинза в руке, в шесть часов утра. В час, когда сад только пробуждается, и на глянцевой поверхности цветов миллионами разноцветных огней светится роса... На улице прохладно, но Валентина Матвеевича греет плед и большой бокал с уже наполовину выпитым коньяком...

Встряхнув головой, Хорошев пришел в себя. Эти мечты являлись частью его существования, они заставляли его действовать и шаг за шагом приближаться к этому кабинету с кожаной мебелью, распахнутым окном и пледом на коленях. Резко встав, Седой подошел к компьютеру. Было ли это удачей, или это вовсе ничего не значило, но перед бегством Полетаев листал Интернет. Расцветший после продолжительной паузы экран представил взору Хорошева шикарный домик во всех проекционных измерениях. На этой страничке мировой паутины торговали домами по всему миру. Николая же Ивановича интересовал именно двухэтажный скромный домик с белыми стенами. Присмотревшись, Хорошев прочитал: «Зальценбург, 1 050 000 Е».

– Эка хватил! – восхитился он. – Вот куда собирается вложить миллион моих евро уважаемый Николай Иванович! Ай, молодца... Ну, так как, молодой человек? Как насчет картины? Она ведь где-то тут, нет? Что скажешь?

Глубоко затягиваясь, Хорошев открыл память компьютера и быстро вычислил все, что в последнее время интересовало Полетаева. С каждым новым просматриваемым файлом настроение Хорошева портилось все сильнее и сильнее. Николай Иванович ближайшие два дня посвятил исключительно живописи. Причем той ее части, которая касалась известного испанского художника Франсиско Гойи. Пролета интересовали даже такие тонкости великого мастера, как его переписка с вольнодумцем Ховельяносом и поэтом Кинтаной. А вот и список произведений автора, с указанием на то, какие из работ где находятся, какие утеряны безвозвратно вследствие имеющихся доказательств об их порче или уничтожении и о каких из них не имеется сведений. Среди последних значился и «Маленький ныряльщик».

Дальнейший поиск можно было не проводить. Приглашая в дом Хорошева и сообщая ему о том, что «картина висит рядом с лампадой», Полетаев беззастенчиво врал. Он знает и о цене картины, и об ее авторе почти все. И сейчас, когда «Мерседес» этого грязного мошенника умчался в направлении города, Хорошев понял, что ошибся. В доме картины нет и быть не может. В лучшем случае он ее увез с собой. Однако поразмыслив, Седой пришел к выводу, что и тут он не прав. Такой осторожный тип, как Полетаев, никогда не станет держать в доме вещь, зная о ее сногсшибательной стоимости.

– Коля Полетаев ждет из-за кордона гостя. Да, парень?

Устав от риторических вопросов, тот молчал и тихо сопел. Страх заглушал боль, а убежденность в том, что его пристрелят, перевешивала доверие к слову этого человека. Хотя, может, он и правда не станет его убивать?

Седой поднес к губам портативную радиостанцию и коротко бросил:

– Все наверх. Отбой карнавалу...

Приближающийся топот ног заставил раненого похолодеть и сжаться в комок. Он, накачанный парень, ростом выше ста восьмидесяти сантиметров, был похож сейчас на маленького школьника, на которого напала кодла уличных урок.

– В доме картины нет, – сообщил вошедшим Хорошев. – Я не пойму, как можно было упустить «мерина» с Полетаевым?! Что, ограду никто не держал в прицеле?!

– Что толку, Седой, если у «мерина» горшки на пять литров и кузов бронированный?! – вскипел один из спецов. – Я его с левого борта от фары до багажника обмолотил из АКМСа! Рикошеты такие были, что я думал, половину своих положу!..

– Будем искать, – голосом артиста Никулина произнес Хорошев и поднял пистолет.

– Ты обещал не убивать!!! – завизжал качок.

– Правильно, – согласился Седой и поморщился: – Слово свое мужчина должен держать и честь свою блюсти. Все правильно, спасибо, что не дал мне опарафиниться. – Махнув одному из бойцов, он едва слышно процедил: – Убери ты.

Выходя из дома, Хорошев заметил:

– Что-то я выстрела не слышал.

– Ты же сказал – на втором этаже никакой стрельбы...

– С чего вы такие кровожадные?.. – Придержав перед собой дверцу, чтобы сплюнуть на асфальт двора, Хорошев выдавил: – Найдите мне этого ублюдка. Через два дня картины у него может уже и не быть.

– А если он сейчас в ментовку подался? – предположил лысый. – Так поступит любой нормальный, перепуганный за свою жизнь человек.

– Он не нормальный. И он не перепуган...