Лайонел восторженно зааплодировал:
– Молодой человек, да у вас просто природный талант!
Саймон расплылся в улыбке, но спохватился, что до сих пор держит в руках тарелку с куском торта.
– Если позволите, – язвительно начала мисс Амброуз, забирая у него торт, – то там крекеры просто кричат о своем желании соединиться с сыром из тюбика.
Мы вернулись в гостиницу и, отогрев носы и щеки в отапливаемых комнатах, готовы были пуститься в пляс, как много лет назад. Мы с Элси прикладывали платья, выбирая лучшее, одалживали друг другу украшения – словом, делали все, чтобы побыстрее забылся разговор на пляже. Когда мы вышли из номера, Джек уже ждал на площадке.
– Давайте спустимся вместе, – сказал он, предлагая мне руку. – Негоже леди входить в бальный зал без кавалера.
Я взяла его под руку, и мы втроем вошли в зал с музыкой и зеркальным шаром, будто попав в далекое прошлое, о существовании которого почти забыли.
На танцполе есть своя магия, даже когда никто не танцует. Может, это запах натертого пола, или ритм музыки, или воспоминания о былых днях, как мы кружились по залу, а туфли немилосердно жали пальцы, но мы все равно были счастливы. Мелодия обволакивала, заглушала мысли и смягчала одиночество.
– А вот еда, – обрадовалась Элси. – И бесплатные напитки. В ратуше такого никогда не бывало!
Я поглядела туда, где мисс Амброуз надзирала за блюдом сандвичей с яйцом. На этот раз они были без корок, потому что иногда проблемы лучше предупреждать, чем решать. Рядом с сандвичами и мисс Амброуз, завернутый, как в саван, в темноту угла, стоял Ронни Батлер, заложив руки за спину, и разглядывал людей в зале.
– Но почему сейчас? – допытывался Джек. Его слова заглушала музыка. – К чему рисковать спокойной жизнью под чужим именем, объявившись сейчас?
Я стояла под самым прожектором, Ронни наверняка меня видел, но я дошла до точки, когда это уже неважно. Иногда я теряла его из виду: зал заполнялся людьми, парочки проходили на танцпол, но Ронни неподвижно стоял у стены и смотрел сквозь время.
– Причина, наверное, в молодом человеке, который спас его от грабителя. Ронни столько лет скрывался, а тут вдруг попал на первые полосы газет! – догадалась я. – Должно быть, испугался, что его узнают и минувшее его настигнет, и решил первым догнать прошлое.
– В итоге получилось то, что вы, кажется, называете «смертельным проколом», – задумчиво проговорил Джек.
Мы нашли место у противоположной стены и с тарелками бутербродов на коленях смотрели, как мир кружится в ритме танго и вальсов.
– Я помню все фигуры, – похвасталась Элси. – А ты, Флоренс?
Я тоже ничего не забыла. Странно, как некоторые вещи западают в память. Пусть мои ноги отшагали десятки тысяч миль, преодолев восемьдесят с лишним лет жизни, пусть сейчас они ступают медленнее, опасливо и чаще спотыкаются, они не забыли, какой я была раньше, даже если этого уже не помнит мой мозг.
В зале было много незнакомцев: постояльцы соседних отелей, дезертировавшие на один вечер, и любители танцев из Уитби, да и кое-кто из обитателей «Вишневого дерева» вальсировал в свою прежнюю жизнь. Хэнди Саймон в центре зала исполнял фигуры, как настоящий танцор. Мужчин на танцах, как всегда, не хватало, и едва Саймон заканчивал один танец, как другая дама увлекала его на следующий.
– А вы не хотите потанцевать, Флоренс? – наклонилась к нам мисс Амброуз, свято верившая, что с собеседниками надо общаться на одном уровне. На самом деле это лишь выставляло на обозрение ее декольте.
– Я бы пригласил вас на танец, но, боюсь, мое время давно миновало. – Джек очень мягко постучал тростью по полу.
– Всегда можно рекрутировать нашего Билли Элиота. – Мисс Амброуз кивнула на Хэнди Саймона. – Похоже, он наконец нашел себе занятие по душе!
– Спасибо, мне и здесь неплохо, – чинно ответила я, сжимая тарелку сандвичей с яйцом. – Иной танец и пропустить не грех. Так жизнь устроена.
Элси смотрела на меня. Я догадалась об этом по наклону ее головы, но оборачиваться не стала. Когда мисс Амброуз отошла к кому-то еще, а Джек ушел взять побольше бутербродов, Элси прошептала мне на ухо:
– А со мной ты потанцуешь, Флоренс? За дружбу прежних дней? Может, это наша последняя возможность!
Маленький человечек на эстраде взмахнул дирижерской палочкой перед кассетным магнитофоном, и первые такты поплыли по залу.
– Эл Боулли! – торжествующе воскликнула Элси. – Это судьба. Последний танец, Флоренс! Еще один фокстрот!
Мы не танцевали вдвоем с самой смерти Бэрил. Мы как-то отдалились друг от друга, и отношения уже никогда не стали прежними. Я, конечно, танцевала с другими, но это не было как с Элси. А теперь мы снова рядом, и казалось, оркестр в ратуше молчал всего минуту и вот играет новую песню. Многолетняя пауза таинственно исчезла из нашей жизни.
Плечи Элси стали совсем хрупкими, все косточки наперечет. Она стала легкой, как птичка, того и гляди ветром унесет, но когда начался танец, все это стало неважно: она была знакомой, неизменной, прежней Элси.