Три креста

– Этот де Шонтлен очень странный, – ласточкой щебетала Клер, ловко разжигая в чугунной печке огонь под котлом с картошкой, – ты знаешь, что он мне сказал на днях? Что я ему очень напоминаю знатную даму, из-за которой он убил на дуэли герцога! Я, по его словам, такая же рослая, как она.

– Да не стал бы герцог драться с ним на дуэли, – вяло произнёс Энди. Он сидел за столом и грыз сухари. Его одолевал сон.

– Как это – не стал бы? – взвизгнула Клер, – да будет тебе известно – лет сто назад простой дворянин во Франции заколол копьём короля Генриха Второго! Правда, это случилось не на дуэли, а на турнире. Но ведь и герцог – это далеко не король!

– Да если бы на дуэли убили герцога, то об этом знали бы все, – упорствовал Энди, – как его звали, этого герцога?

– Я понятия не имею! Ведь это был не французский герцог, и поединок произошёл не в Европе, а в Новом Свете. Я, кажется, о нём что-то слышала. Де Шонтлен стал разбойником потому, что эта знатная дама так и не полюбила его, и он решил искать смерти. Но смерть относится к нему точно так же, как эта знатная дама. Она его избегает.

– Ой, какой бедный-несчастный! – зевая, пробубнил Энди, – смерть его избегает! Сейчас расплачусь! Взял бы, да утопился. Или зарезался.

– Ты болван и простолюдин! – разозлилась Клер, вываливая в котёл солонину, – с тем же успехом можно сказать: вот взял бы да изнасиловал эту знатную даму! Самоубийство – это насилие над прекрасной дамой, которую зовут Смерть! Так думает де Шонтлен. И я с ним согласна полностью.

– И ты тоже дама – правда, не знатная, но зато симпатяшка, – заметил Энди, вставая, – и я тебя сейчас изнасилую, если будешь сопротивляться!

Поскольку на верхней палубе ещё не было никого, кроме рулевого да пары вахтенных на носу, которые продолжали дрыхнуть, за что их следовало повесить, Клер уступила опять. Стараясь дышать не громко, к чему стремился и Энди, она смотрела в булькающий котел и думала – о мечтательном де Шонтлене, о вечном свете далёких звёзд и о том, что будет лет через триста или пятьсот, когда её вновь родят в какой-нибудь подворотне. Чем больше Энди старался, тем становились мысли туманнее и прекраснее. А потом она его выгнала, потому что боцман Гастон поднялся на палубу и пинками стал будить вахтенных. Над Атлантикой занимался невероятный по красоте рассвет.

Глава четвёртая

Невежливость де Шонтлена

Это был рассвет последнего дня движения к югу, поскольку вечером предстояло круто взять на восток, чтобы уже начать огибать мыс Доброй Надежды – южную оконечность Африки. Вся команда, выстроившись у левого борта, прощальным взглядом смотрела на континент, едва различимый даже при свете солнца ввиду огромного расстояния и устойчивого тумана. Северо-западный ветер усиливался, что благоприятствовало манёвру. Впрочем, барометр бури не предвещал, поэтому капитан и два его офицера с утра опять налегли на ром. Они возложили свои обязанности на де Шонтлена и боцмана. Но француз ещё спал. Гастон разбудил его уже ближе к полудню. Напившись крепкого кофе, де Шонтлен с помощью подзорной трубы пробежался взглядом по горизонтам, после чего велел рулевому изменить курс на один румб к западу, а двум марсовым – быть готовыми зарифлить бом-брамсель и топсель. Он, по его словам, не раз огибал на разных судах легендарный мыс, который причудливо омывают два океана – Индийский и Атлантический. Все те, кому посчастливилось видеть слияние этих двух гигантов около мыса Доброй Надежды, очень хорошо знают, насколько трудно оторвать взгляд от этого зрелища в ясный день, а в штиль – так особенно.

День был ясным, но океаны пенились волнами, и «Летучий Голландец» слегка покачивался. Вот этой небольшой качкой Клер и воспользовалась, чтобы ускользнуть от ван Страттена, Эдвардса и Уилсона, которые веселились в кают-компании. Да, им было что обсудить за парой бутылок, однако ром делается слаще, а разговор – интереснее, если рядом сидит, лежит и танцует полураздетая девушка не особо строгого воспитания. Но самой гасконке всё это надоело до ужаса.

– У меня морская болезнь, – заявила Клер, исполнив третий по счёту гавайский танец под аккомпанемент Эдвардса, который также умел играть на гитаре, – пойду на верхнюю палубу!

– Передай тройной привет де Шонтлену! – крикнул ей вслед Уилсон, который всё всегда замечал, – надеюсь, наш шевалье, увидев твои распухшие губки, не перепутает курс, и нам не придётся вместо мыса Доброй Надежды огибать чёртов мыс Горн!

– Рыжий идиот! – огрызнулась Клер и под общий хохот выбежала на палубу, размышляя, какого дьявола трое пьяниц не обратили внимание на её припухлые губы раньше, чем напились. Потом поняла: им попросту было не до неё, они мучились похмельем. И слава Богу!