Три куля черных сухарей

— Мужику совсем не красота нужна, а ум, да сила, да душа. А красота… С лица воды не пить, говорят.

— Смешно… — закрутил Васька головой.

— Да, то правда твоя, — согласилась бабушка. — Любовь зла, полюбишь и козла. А только, когда к уму, к душе, к силе да еще и красота — оно приятнее. Сама небось за Сантуя не пошла замуж, а выбрала Кузьму?

— Сравнили! — качнула мать головой укоризненно.

— Бабушка и то больше разбирается в этом деле, — упрекнул Васька мать.

Но та не обиделась, ответила:

— Она и должна больше разбираться: она прожила больше и знает больше.

Бабушка заглянула в комнату вербованных, спросила:

— Редеют койки?

— Да, двое осталось. Аркадий — тот комсомолец, стахановец, ему дали место в общежитии при заводе. Вроде жениться собирается, обещал на свадьбу пригласить. А Грицко на шахту перешел работать. Ничего стал, выдурился парень. Где-то там, на шахте, и живет. Остались Валентин да Разумовский. Ну, Валентин убогий, калека, — трудно ему выбиться. А Разумовский, видать, сам не хочет. Здоровый, умный мужик, а блажит.

А Васька долго еще ходил будто сам не свой. Окончательно забылась эта история, лишь когда Куц и Роза Александровна перешли работать на первый поселок — в новую, только что построенную трехэтажную железнодорожную школу, а сюда прислали седенького старичка — доброго, улыбчивого, влюбленного в латынь, от которой, по его мнению, произошли многие европейские языки. Славянские тоже во многом обязаны латыни. В том числе и русский, у нас немало слов, корни которых уходят в этот древний язык: трактор — тракт — трактир — трактум: кондуктор — кондо, квартал — кварта — квартет и т. д. и т. д. Тетрадь — слово тоже латинского происхождения.

— Так что, — сказал он, улыбаясь, в конце первого урока: — Латынь из моды вышла ныне, но, если правду вам сказать, она довольно-таки еще в моде, особенно в медицине, в музыке. Да и так еще живет старушка! Живет во многих языках!

А Гурин в конце предыдущих упражнений в тетради написал крупно:

Aufwiedersehen, meine Liebe…

И, перевернув страницу, начал с нового листа:

«Латынь — праматерь языков».

НОВЫЙ КОСТЮМ

За неделю до Октябрьских праздников матери в профкоме дали талон в «закрытый» магазин на покупку пары мальчиковых ботинок. От сведущих людей она узнала, что на эти талоны там продают хорошие вещи, и очень обрадовалась: купит старшему к празднику приличную обнову, а то ему ходить почти совсем не в чем: старые ботинки чинены-перечинены. А мальчишка вырос уже, женихаться начал, от ребят ему не хочется отстать. На танцы ходит, а не танцует, стесняется своей обуви.

Танька увидела талон, заворчала недовольно:

— Все Васе-колбасе справляют…

— Ну уж тебе-то обижаться! — отбрила ее мать. — Хуже людей ходишь? Это вон Алешка пусть ворчит — тому все обноски от старшего достаются. А ты, слава богу, не обижена, на тебе всегда свеженькое. Дойдешь до девятого, и тебе справим. Тогда легче будет, Вася уже кончит школу.

— Ага… Жди того девятого класса…

На другой же день, еще и рассветать не думало, мать разбудила Ваську, и они огородами, через кучугуры, через буерачек, полем подались пешком на Ясиноватую, чтобы опередить рабочий поезд и занять очередь первыми.

В темных, неосвещенных улицах вечно строящейся станции они с трудом отыскали промтоварный магазин № 17 ОРСа Южно-Донецкой железной дороги. Магазин этот стоял на отшибе от других домов, над его дверью с большим амбарным замком висела тусклая лампочка, под ее желтым светом они с трудом прочитали вывеску. У крылечка приютилась деревянная сторожевая будка.

— Вот он! — вздохнула мать облегченно. — И народу, кажись, никого нету, первыми будем. — Потом все-таки, не веря глазам своим, обошла магазин и забеспокоилась: — Странно, никого нет… Может, нынче выходной у него? — Стала искать какую-нибудь записку на двери, ничего не нашла, сказала: — И спросить не у кого… И сторожа не видно…

В этот момент из будки послышался кашель.

— Сторожа не видно, зато сторож вас видит, — скрипнула дверь деревянной сторожки, и оттуда медленно вылез старик с малокалиберной винтовкой. — Шо тут за ранние такие за посетители?

— Да вот приехали пораньше, купить кой-чего… А штось никого не видно? — спросила мать.

— А кого видеть? Добрые люди спят еще. Это ведь особый магазин — по талонам, — значительно сказал сторож.

— С талоном мы и приехали.

— А!.. Ну, то дело другое. — Сторож сразу смягчился, зауважал. — А чего ж тогда ни свет ни заря примчались?

— Да думали — пораньше очередь занять… — И добавила: — Чтобы на работу успеть, я тут, на Западном работаю…

— Ну, то дело другое… А очередей у нас не бывает.

— Не вертаться же? Будем ждать…