Три лилии Бурбонов

Поспешно отправив младшую дочь в Сент-Джеймс, Генриетта Мария решила навестить своих больных детей, что было отрицательно воспринято врачами, опасавшимися, что королева-мать своей попыткой склонить их к своей религии только ухудшит их состояние. На следующий день состояние принцессы Оранской улучшилось и было решено повторно пустить ей кровь, поскольку многие связывали смерть герцога Глостерского с неспособностью эскулапов обескровить его в достаточном количестве. Однако Мэри скончалась в канун Рождества к ужасу её матери, не успевшей обратить дочь на смертном одре, как она намеревалась. Хорошенькой рыжеволосой вдове, тосковавшей по Парижу, было всего двадцать девять лет. В то же время в Голландии её смышлёный маленький сын «пережил её смерть острее, чем можно было ожидать от ребёнка такого возраста». Тело Мэри перевезли на барже в полуразрушенный Датский дом, бывшую резиденцию её матери, где оно пролежало до 29 декабря. Её похороны в Вестминстерском аббатстве были частными, «но достаточно почётными», и даже её брат Джеймс встал с постели, чтобы присутствовать на них.

В своих последних муках Мэри «выразила своё недовольство» попыткой разлучить её брата с Анной Хайд, делом, в которое она сама «внесла слишком большой вклад». К огромному облегчению Джеймса, сэр Беркли отказался от своих прежних обвинений в адрес Анны, признавшись, что он и его друзья сочинили эту историю «из чистой преданности» герцогу, который, как они считали, ищет предлог, чтобы избавиться от этого мезальянса. Воспользовавшись этим, герцог Йоркский сразу же отправил сообщение жене, «что скоро навестит её» и попросил её «позаботиться о своём сыне». После чего бросился с хорошими новостями к королю. Карл II был глубоко взволнован смертью Мэри, а так как он всегда благоволил к Хайдам и считал своего брата дураком, то согласился официально принять при своём дворе герцога и герцогиню Йоркских. По мнению короля, сильный характер Анны должен был оказать положительное влияние на безвольного Джеймса.

-Раз ты заварил, значит, должен и выпить! – сказал Карл брату.

После чего приказал леди Ормонд, леди Сандерленд и другим дамам присутствовать в покоях герцогини Йоркской при родах возможного наследника престола. Тем не менее, он понимал, что заставить мать сделать то же самое будет непросто. Действительно, Генриетта Мария заявила Джеймсу:

– Если Вы приведёте эту женщину в Уайтхолл через одну дверь, я выйду из него через другую и никогда больше туда не войду.

С гневом и презрением она увидела, как все те, кто аплодировал её решению расторгнуть этот брак, теперь бросились поздравлять Хайдов. Даже Шарлотта де Тремуйль написала в Париж своей невестке, чтобы та купила куклу «самую красивую, какя только может быть». Эта французская игрушка предназначалась для внука Хайда. Но Генриетта Мария никого не хотела слушать. Вскоре было объявлено о возвращении королевы-матери во Францию в связи с состоянием её здоровья и замужеством её дочери.

Однако накануне её отъезда произошло неожиданное событие: аббат Монтегю, посетив лорда-канцлера, сообщил, что его госпожа хочет стать ему «хорошим другом» и желает помириться с его дочерью, всё ещё жившей под крышей отчего дома. Когда ошеломлённый Хайд поинтересвоался о причине такой перемены в поведении королевы-матери, учтивый аббат ответил:

– Поскольку Её Величество не видит выхода из ситуации с женитьбой сына, она решила сделать всё возможное, чтобы помириться с ним и молит Бога благословить его и сделать счастливым.

Мольбы двух её самых близких друзей и советчиков, лорда Джермина и аббата Монтегю, а также письмо Мазарини убедили её в том, что дальшейшее противодействие было бы неразумным.

– Его Высокопреосвященство прямо сказал Её Величеству, – доверительно добавил духовник Генриетты Марии, – что она не встретит хорошего приёма во Франции, если не помирится со своими сыновьями, и тепло похвалил Ваши заслуги перед королевской семьёй, членом которой стала Ваша дочь.

Наивно выразив своё удивление внезапной заботой кардинала о его семье, Хайд согласился принять подтверждения благоволения королевы-матери от графа Сент-Олбанса, человека, которого всегда считал своим врагом. Причины же, побудившие Мазарини надавить на Генриетту Марию проистекали из его алчности: он с большой неохотой фининсово поддерживал её и вот теперь, когда кардинал вздохнул с облегчением, вдова ухитрилась испортить отношения со всеми в стране, которая согласилась снабдить её солидным доходом, а её дочь – приданым.