Три повести

— Ты присматривайся и примечай, если собираешься транспортником стать. Такую школу ты не скоро пройдешь. Прежде всего об этом пробеге и какие у нас задачи? А задачи такие: доказать, что при правильном уходе можно вести поезд с одним паровозом на тысячи километров, да еще с весом поезда в две тысячи тонн, иначе — вдвое тяжелей против старой нормы. Когда мы это дело затеяли, над нами не один паровозник посмеивался. Тут ведь и подъемы, и путь петляет, и морозы, каких на других дорогах не знают. А мы взялись и ведем и еще дальше поведем, до самой Москвы поведем с одним паровозом, да еще со скоростью, с какой товарные поезда никогда не водили… Если по нашей части пойдешь, тебе эта поездка для техникума пригодится. Все равно годика через два посадят помощником на паровоз.

Тысячи тонн грузов мог перевезти за один рейс такой поезд: уральскую сталь и руду, пшеницу и нефть, уголь и сотни тракторов… Зимой, на промежуточных станциях, паровозы уже не будут нуждаться в воде. Последние километры водопроводов подводятся к станциям, вода подмерзлотных ключей побежит по проложенным трубам, в этом есть часть и его, Алеши, усилий. Не случайным, подсаженным по дороге спутником может чувствовать он себя на этом паровозе!

Дорога петляла, огибала промоины, шла в распадках между сопок; горные реки стремительно свергались по своим каменистым ложам. По временам поезд шел вдоль такой горной реки, следуя ее изгибам, тогда холодная пенящаяся вода доносила снизу до разгоряченного лица прохладное дыхание. Дальний Восток сопровождал горными своими цепями, долинами с жесткой травой, водоразделами рек, и казалось, что не сотня тяжелых вагонов следует за паровозом, а летит пассажирский поезд. Обжигало и слепило глаза белое пламя открываемой топки, и все дрожало, напрягалось и несло вперед могучую машину.

На четыре часа раньше срока привел Грузинов к конечному пункту поезд. Его ждали. Играл оркестр. На кумачовых полотнищах были написаны имена машинистов и смазчиков, участников рейса. С жезлами на промежуточных станциях передавали на паровоз букеты цветов…

— Ну, думаю, будет полезен для тебя этот пробег, — сказал Грузинов позднее. — Войдешь в дело, узнаешь, за что мы боремся. Раньше я бы на транспорт идти тебе никак не посоветовал. Было это дело самым отсталым делом в стране… тут инструкций одних, да правил эксплуатации, да ревизоров, да чиновников — утонешь. А теперь мы здесь, на Дальнем Востоке, за восемь тысяч километров от Москвы, только первую пробу делаем, а вот погоним с этим паровозом поезд до самой Москвы, покажем, что́ при хорошем уходе может дать паровоз, сломаем старые нормы и правила. Дух в человеке другой, а отсюда и смелость. Отца увидишь — скажи: шурует еще Грузинов. Все пути стали главными, а запасные и тупики отменили…

И длинная худая рука долго еще махала на прощание фуражкой. Уже ускорял поезд ход на восток. Алеша стоял у окна вагона. Пожелтел и готовился к осени мелкий дубовый подлесок. Скоро задуют ветры с севера, и короткое лето останется далеко позади. Не выйти уже бродяжить, чтобы встретить перелеты птиц, с гоготом и хлопаньем крыльев приносящих весну. Всеми помыслами, всеми соками жизни, которые впитал в себя с детских лет, он любил этот край. Далекие хребты, похожие на хребты Сихотэ-Алиня, знакомый бурелом тайги, однорукие березы на каменистой почве — все проносилось назад, с каждым километром приближая к Амуру…

Печальная по-вечернему тайга бежала за окном. Три домика стояли среди леса на сопке. В двух уже горел свет, один был темен и пуст. Он напомнил ему дом отца над рекой, сырой вечер весны, когда отрывали они доски с заколоченных окон, и как дом этот ожил и наполнился теплом, и как в него вернулась Аниська… Счастье и грусть — всего было понемногу на душе в этот час, но все же больше всего было счастья. Почти ощутимо лежало оно в груди: двигаться, жить, любить, отдать все силы родному краю…

…Он рано проснулся: на рассвете должна была пройти та знакомая станция, куда привез его в свое время Дементьев. Он вышел в коридор и встал у окна. Желтели березы, смуглые отсветы ложились в вагон. И вот прошла она, эта маленькая станция, некогда забайкальский глухой полустанок. Она была началом его вступления в жизнь, откуда только простирался главный путь… может быть, уже через полгода остановится у ее водокачки Грузинов, чтобы набрать воду для своего паровоза, с которым поведет поезд до самой Москвы.

XVI

Острова на реке зарыжели бурой травой. Стремительно, не останавливаясь, летели птичьи стаи на юг. Было среди птиц беспокойство, предвещавшее раннюю зиму. Осенняя кета уже кончала свой ход. Последние рыбины разделывались и вялились на вешалах. Берег был покрыт чешуей. Собаки сидели возле женщин и слизывали с земли рыбью кровь. Их тощие бока были поджаты. Утки цепочкой тянули над рекой. Лес на правом берегу стоял в воде. Амур разлился, как обычно осенью. Дальние сопки белели по утрам, потом становились опаловыми, — это значило, что на вершинах уже держится иней.