Три повести

Под вечер Аниська услышала, как летят гуси. Высоко в небе острым треугольником, с вожатым впереди, летели они на юг, и одинокое перо, крутясь в воздухе, упало к ее ногам. Она подняла это нежное перо, как бы сброшенное ей на прощание. Бледно-зеленое небо стыло. Красные, как драконы или рыбы из южных морей, неподвижно лежали на нем облака. Солнце садилось в Амур. Рыжеватый его глянец был чешуйчат от воронок быстрин. Она вспомнила вечер в доме Прямикова, заменившего ей отца, большого золотистого сазана, которого волочил он под жабры, уху в котелке… Но лето было позади, и начиналась осень. Нужно было выбрать теперь подходящее место для новой школы, чтобы она видна была далеко с реки.

И Актанка выбрал такое место. Дубовый лесок спускался от этого места с холма, и солнце должно на закате отражаться в окнах будущей школы. Кеты осенью взяли много, и колхоз опять выполнил план. Кирпич, доски, кровельное железо и оконное стекло для новой школы уже завезены пароходами и лежат сложенными на берегу. Все хорошо. Теперь кончат с рыбой и начнут готовить нарты и снаряжение для охоты. Может быть, удастся сколотить еще одну бригаду из молодых охотников. Дети кое у кого уже подросли, и пускай приучаются к охотничьему делу. В промартель прислали заказ на нанайский рисунок из самой Москвы. Будут готовить торбаза и рукавицы для выставки.

Пароходы завезут еще материалы и продовольствие на зиму. Потом Охотсоюз должен прислать порох и дробь. Занятия в школе уже начались, и в этом году не нужно было напоминать родителям, чтобы везли детей в интернат. От бычка, которым в прошлом году премировали колхоз, есть уже потомство: двенадцать коров принесли телят, и только две коровы оказались яловыми. Приплод дали и свиньи. Куры неслись все лето и еще несутся. Для детей есть молоко и яйца, — это тоже хорошо. Печь в пекарне исправили, она больше не дымит, и Чепуренко выучил двух нанайских женщин месить тесто и ставить хлебы в печь. Актанка пробовал их хлеб, — это совсем хороший хлеб.

Теперь больница. Облздрав обещал прислать медикаменты и сверлильную машину для зубов. Нельзя, если у человека заболел зуб, просто дергать. Нужно сначала лечить. Насчет сверлильной машины он, Актанка, писал в Хабаровск, и из Хабаровска писали в Москву. Машину прислали. Она стоит в амбулатории. Сам Актанка дал себе сверлить зуб. Фельдшер нажимал педаль, и иголка визжала в зубе, но он вытерпел. Сейчас зуб не болит, и в него налили железо. А железный зуб может долго служить человеку. Люди хорошо работали в эту осень, и каждый получил по своей работе столько рыбы, что хватит до самой весны. Весной пройдет лед, и тогда до хода летней кеты можно прокормиться сазаном или даже убить острогой большую ади — калугу, случается и это.

Кроме того, третий год, как прибавляется население в колхозе. Раньше умирало людей больше, чем рождалось. В этом году умерло пять стариков и старух, а родилось девять детей, из них четыре мальчика. Это, конечно, тоже большое достижение, если нанайского народа будет становиться все больше, а не меньше, как было до сих пор. Да, еще одно дело, которое тоже касается колхоза. Дуся Пассар уехала учиться в Институт народов Севера. Много людей из колхоза провожало ее, когда она садилась на пароход. Это первая нанайская женщина из стойбища поехала учиться так далеко. Она вернется уже не «ликбезкой», а врачом, может быть. К тому времени построят новую больницу, это тоже возможно.

Но вот еще одно большое событие: из Хабаровска прислали для школы новый букварь. Букваря до сих пор не было, и учительнице приходилось писать слова на доске. Актанка пришел раз под вечер к Заксору. Заксор набивал патроны — готовился к охоте. Новую никелированную кровать уже привезли из Хабаровска, и она блестела у стены своими шишками. Над ней висело ружье, которое он получил за работу в тайге. Начальник партии прислал ему две фотографии: как охотник стоит у ключа, и вода льется из колоды. Эти фотографии висят на стене. И большой новенький портфель лежит у стены, на самом лучшем месте, где в нанайском жилище стояли обычно сеоны. Было у него, Актанки, с сеонами такое дело. Его старуха ни за что не хотела, чтобы он унес их из дому. Аями она еще отдала, но Джулин[29] считался самым большим покровителем дома, и с ним она не хотела расстаться. Тогда Актанка перехитрил старуху. Он сказал, что и амбар ведь тоже относится к их дому, а значит, где бы ни находился сеон, покровительство от этого не станет меньше. И он унес последнего сеона в амбар.