Три повести

— Кхе-кхе, — начал Кудым. — Вот вам крест святой, добрые люди, сам дрожу от страха, не пойму, откуда оно взялось… Мы, стало быть, только задремали, а оно как сверкнет, как ударит; я к окну, слышу — кричит деркачевский: «Стой!» — за кем-то припустился… Места кругом глухие, терновники; видать, скотина какая забрела или ворюга… Ну, а тот, деркачевский, шляется ночью с ружьем и пальнул, стало быть, сгоряча. Оно ж ведь темно…

— Врет, — прошелся в толпе тихий шепоток.

— Как вздохнет, так и брехнет.

— Кто его знает? На правду похоже.

— Святая правда, люди, — бросил словцо и дед в шинели. — Я человек посторонний, ни брат ни сват ему, по-божьему встретились, и воздам должное: праведная это душа, грех большой обидеть его.

— Не подмазывайте медом, — перебила его Трояниха. — Сами разберемся. Не ела душа чеснока — не будет и запаха.

— А где Василина? — всколыхнулась толпа. — Пускай она скажет.

— Слабая у меня невестка, — хрипло произнес Кудым. — Нездоровится, стало быть, и встать не может…

«Как?! — едва не вскрикнул Вовка. — Она же днем бегала по двору! Сам видел: выскочила, перепуганная, из-за сарая… И-и-х! — причмокнул. — А дерюжка?» Уже собрался было крикнуть: «Врет!» — вспомнив о своей находке, о голосе из-под земли, как вдруг ударило в березовой роще и разнеслось эхом над огородами, над сонной степью…

— Яшка стреляет! — молнией ударило в толпе.

— Кого-то, значит, ловит!

— Ой, Яшечка, ой, Яшечка! — задрожала Ольга.

— Чего стоим? Наперехват айда! — послышались выкрики в толпе, и сразу повалили женщины к воротам, и только двое остались стоять, словно влипли в темный квадрат порога. — Пошли, бабы! Растягивайтесь! Кому ближе, захватите оружие! — И уже издали, из темных бурьянов послышалось: — К Ингулу плотнее, не упускайте бандюгу…

Вовка бросился за матерью, продираясь через кусты, боясь затеряться в потемках. Хотя луна и висела над степью, но за косогором, в глубине оврага, стояла густая черная тьма. Вскоре Вовка заметил, что последние в цепи оторвались и повернули в село. Это, очевидно, те, которым крикнули: «Прихватите оружие». Вовка что есть силы за ними. Бежал в село, шелестел брезентом, ворчал:

— Ну и глупый!.. Автомат под боком лежал, надо было прихватить.

В ушах звенело, каждая жилочка дрожала, ноги подгибались от страха. Уже и не помнил он, как примчался домой, выхватил автомат из-под лохмотьев. Выскочил во двор, насторожился: где же это? Голоса раздавались у моста; шум каждую минуту нарастал, приближался: казалось, целое стадо брело вдоль Ингула, ломая камыши. Вдруг недалеко, против их усадьбы, что-то хлопнуло по воде. «Он! Бандит!» Вовка прикипел к гладенькому ложу. Палец сам нажал на крючок. Брызнуло огнем, затрясло мальчугана, оглушило.

«Го-го-го-го!» — загрохотала ночь.

А справа, из соседнего огорода, тоже сверкнуло и тоже заговорило: «го-го-го!»

— Стой! Кто там?

И справа:

— Стой! Кто там?

— Это ты, Алешка?

— Это ты, Вовка?

— Куда стреляешь?

— А ты куда?

— Иди сюда, только горой, а то на пули нарвешься.

Захлопали босые ноги по дороге. Вот уже близко. Зашуршал бурьян, и словно из-под земли перед Вовкой выросла в темноте худенькая фигурка. Это был Алешка Яценко. Тоже с автоматом. Стучит вояка зубами. Хочет спросить — губы трясутся.

— И-и как ду-ду-думаешь, поймают?

— Поймают.

— О!.. С-с-слышишь?

Слева от кузни что-то протяжно взвизгивало: тю-у-у… фить-фить!

— Это, наверное, дед Аврам из мадьярки палит.

Ну и заварилось!.. Если бы кто-нибудь посторонний появился этой ночью в селе, удивился бы: что за сражение? И там грохочет, и тут стреляют: нешто облава на дикого зверя? Так, наверное, лихорадило село только во время войны, когда с двух сторон — с вражеской и нашей — сотни жерл долбили землю и в степи вспыхивали огромные факелы, разгоняя темноту.

Вскоре ребята услышали: утихло над Ингулом. Люди разбрелись по улицам; возле кузницы толпятся женщины, возле Яценко тоже — говорят, перекликаются. И к Троянам кто-то идет. Голос бригадирши:

— Укрылся бандит… А все-таки напугали: десятой дорогой обходить будет.

Голос Ольги:

— Вон Яшенька! Позовите его…

Когда Вовка с Алешкой подбежали к толпе, из низины, из высокой травы, вышел Яшка Деркач. Луна освещала его сгорбившуюся фигуру желтым светом. Яшка был мокрый, без пилотки, на груди у него висел автомат, в руке — граната. Он тяжело и отрывисто дышал, вытирая пот рукавом.

— Яша… Живой и невредимый…

— Кто же это был? Хоть на человека похож?

— Эге, на человека! — желчно огрызнулся Яшка. — Федька Кудым, вот кто.

— Федька?! Ты что?.. Какой Федька? Из могилы поднялся? Бог с тобой, Яша…

— Говорю вам — Федька. Я сам поначалу растерялся. А как трахнул меня рукояткой (вон какой фонарь под глазом), так вижу — Федька. Перед носом, гадина, выскочил из ямы.

— Из какой?

— Ай!.. Вовка лучше расскажет.

— Ну хорошо, хорошо. Иди, Яша, отдохни, согрейся немного.

— Я провожу, Яшенька. — Ольга взяла парня под руку, повела его, мокрого и озябшего, к землянке, что отсвечивала под луной серым глиняным навесом.

Уже начинало светать.