Три шершавых языка

Кстати, до заключительного этапа доходило крайне редко. Если вспомнить, на моем веку это было пару-тройку раз. Должен же это кто-то делать, в конце-то концов.

Тем не менее, Марк начал понемногу привыкать к новой жизни. То, что делаешь по привычке, делаешь автоматически, а что делаешь автоматически, то делаешь без участия разума. И то было правдой. Чем дальше, тем безболезненней для него казалось все происходящее, словно манипуляции выполнял не он сам, а кто-то вместо него. Может, это была его злая половина, выползавшая из своего темного угла только по месту? Кто знает. Марк достаточно быстро научился сквозь чужие вопли, мольбы и завывания, спокойно блуждать в своих собственных мыслях, почти лишенных красок настоящих обстоятельств. Нередко ловил свой разум далеко-далеко от этого места, среди теплых полянок прошлого. С теми, с кем ему было приятно и легко, под нежными лучами вечного солнца. Но, как выяснилось, при работе с людьми всегда есть клиенты с особыми требованиями.

***

Очередная жертва больших денег предстала в форме жирного мексиканца, прикованного к креслу, в глубине дома, когда-то принадлежавшего ему. Длинные вьющиеся волосы, весьма приличные с художественной стороны татуировки по всему телу, со склонением к национальной принадлежности, и огромный рот как у бегемота. Прямо перед тем, как оказаться в «рабочем» положении, он как следует потрепал членов группы, парируя любые попытки обездвижить его. В конце концов с ним справился удачно приложенный электрошокер.

Обычно приходилось работать с мелкими бизнесменами, торговцами и лавочниками. То есть с теми, кто имел какие-либо навыки, свое дело или социальный статус. Но мексиканец явно выбивался из их числа. Как выяснилось, он до недавнего времени слыл весьма успешным торговцем наркотиками, но в силу каких-то обстоятельств потерял товар. Пытаясь расплатиться за него, конечно же, полез в долги. Как итог он задолжал даже самому блохастому псу в округе, а его большой дом с тошнотворно-пафосной отделкой, выдающей в хозяине безвкусие и комплексы ранней нищеты, ему уже не принадлежал.

Процесс обработки мексиканца тоже шел не как обычно, что в клочки разрывало весь привычный автоматизм действий. Он, сидя с кляпом во рту, не выдавал ни одного звука, когда ток бил его, но постоянно падал в обморок. Сердечный ритм тоже находился далеко за 270 ударов в минуту и подскакивал до 380. Приходилось прерываться, подолгу ждать, курить и глазеть на вычурный шик былой жизни наркодельца.

На очередном подходе как черт из табакерки выскочила мелкая девчушка, лет пяти, и принялась пялиться на всю происходящую сцену, пока у ее папаши глаза вылезали из орбит. Члены группы ее заметили не сразу, но когда обнаружили свое упущение, остановились как вкопанные.

Мексиканец принялся что-то гундеть через кляп и мотать из стороны в сторону головой, явно подразумевая, чтобы она исчезла отсюда так далеко и так быстро, как никогда раньше. Но девчушка упрямо стояла на месте и вращала из стороны в сторону головой, перекидывая изучающий взгляд на каждого из присутствующих. Затем, оценив обстановку и сделав про себя выводы, она нахмурила бровки и перешла к нападению.

– Отпустите моего папу, – пропищала она властным голоском, лишенным тени страха и сомнений. Не дождавшись отклика, она еще строже повторила команду и даже притопнула ножкой.

– Славная козявка, – сказал главный по операции, грубо похлопав ладонью по голове папаши. – Как, говоришь, ее зовут?

– Эсмеральда! – перехватил ответ Марк. Изучение ближайшего окружения клиента было в обязанностях членов группы.

– Эсмеральда! – обратился он к девчушке как можно более мягким голосом. – Ты не могла бы посидеть в соседней комнате, мы с твоим папой поговорим еще пару минут и потом уйдем. Хорошо?

– Отпустите моего папу, чертовы подонки, – был ее ответ. Она стояла на своем, твердая как скала, прямо перед четырьмя здоровенными боевиками и пристегнутым к креслу ее отцом, который только и мог, что пучить глаза. Даже сам сатана заподозрил бы подвох и неловкость ситуации, уловив ее уверенность.

Главный рассмеялся. Он был сражен этой славной девчушкой, и нет, не столько ее смелостью и готовностью стоять до последнего. Конечно, дети могут быть отчаянными, не имея опыта расплаты за дерзость. Да и не так уж редки случаи, когда своей слепой отвагой они чего-то добивались. Но сейчас ситуация выглядела более чем комичной. Раскатистый смех главного подхватили все остальные, уже до этого с трудом сдерживавшие свои улыбки.

– Ладно-ладно, на сегодня все, – отдышавшись согласился главный. – Пора нам отдохнуть. А тебе, боров, – обратился он к мексиканцу, – лучше расплатиться наконец с долгами и встать на путь доброго семьянина. Это надо же так! У такого отморозка, как ты, такая прекрасная дочь! Настоящий самородок!

По одному группа покинула помещение, оставив мексиканца в кресле с пластиковыми хомутами на руках и обнявшей его жирную шею дочерью.

Глава 44