Сергей Иванович Бортников

Три смерти Ивана Громака

Моим братьям – украинцам, наследникам боевой славы Громаков, Насоновых, Браилко, Панченко, Рупчевых, Гавриленко, Коваленко и многих, многих других посвящается

Вместо предисловия

Иван Громак

Не всяк боец, что брал Орёл,Иль Харьков, иль Полтаву,В тот самый город и вошёлЧерез его заставу…Вот так, верней, почти что так,В рядах бригады энскойСражался мой Иван Громак,Боец, герой Смоленска…Лежит пехота. Немец бьёт.Крест-накрест пишут пули.

Нельзя назад, нельзя вперёд.Что ж, гибнуть? Чёрта в стуле!И словно силится прочестьВ письме слепую строчку,Глядит Громак и молвит: «Есть!Заметил вражью точку».Берёт тот кустик на прицел,Припав к ружью, наводчик.И дело сделано: отпелНемецкий пулемётчик.Один отпел, второй поёт,С кустов ссекая ветки.Громак прицелился – и тотПодшиблен пулей меткой.Команда слышится: «Вперёд!Вперёд скорее, братцы!..»

Но тут немецкий миномётДавай со зла плеваться.Иван Громак смекает: врёшь,Со страху ты сердитый.Разрыв! Кусков не соберёшь —Ружье бойца разбито.Громак в пыли, Громак в дыму,Налёт жесток и долог.Громак не чуял, как емуПрожёг плечо осколок…Вот – на бросок гранаты враг,Громак его гранатой,Вот рядом двое. Что ж Громак?Громак – давай лопатой…Схватил он немца, затаяИ боль свою, и муки:

«Что? Думал – раненый? А яЕщё имею руки!»Сдавил его одной рукой,У немца прыть увяла.А тут ещё – один, другойНа помощь. Куча мала.Лежачий раненый ГромакПод ними землю пашет.Конец, Громак? И было б так,Да подоспели наши…Враг отступил в огне, в дымуПожаров деревенских…Но не пришлося самомуИвану быть в Смоленске.И как гласит о том молва,Он не в большой обиде.

Смоленск – Смоленском. А Москва?Он и Москвы не видел.Не приходилось, – потому…Опять же горя мало:Москвы не видел, но емуМосква салютовала!Александр Твардовский, 1943 год

Часть 1. Довоенное

1

И где только на необъятных просторах нашей великой Родины не оставил свой след отнюдь не самый многочисленный, но чрезвычайно мудрый и очень боевитый тюркский народец?

Постоянно принуждаемые властью империи к оседлому образу жизни кочевники-ногайцы (они же ногайские или, как ещё говорят, крымские степные татары) с давних пор предпочитали селиться по соседству с русскими племенами и даже охотно пополняли ряды априори полностью православных казачьих формирований, дав миру такие славные фамилии, как Черкесов, Турков, Юсупов, Сафаров…

Активно обосновывались они и в Приазовье.

Но в середине девятнадцатого века вдруг массово стали срываться с обжитых мест и возвращаться на прародину – Турцию.

А опустевшие территории доставались представителям казацкого рода. Тем, кто ещё не делил себя на русских и украинцев.

Правда, в некоторые аулы (Тулге, Караруге, Тазу, Аккермене, Улькон-Сасиктогуне, Сарларе, Алшин-Бадае, Калыгары, Шеклы-2 и Кичкине-Бескеклы) тогдашняя имперская верхушка надумала переселить братушек-болгар из недавно влившейся в состав российской империи Бессарабии.

Но на дружбу народов, мир, согласие в их непростых взаимоотношениях сие обстоятельство никакого значения, честно говоря, не возымело…