Три столицы

70 тысяч большевистских штыков и 25 тысяч сабель (10 тысяч буденовцев были переброшены с польского фронта) прошли через Сиваш и Перекоп, и Врангель отдал приказ эвакуироваться. И вот на рейде Константинополя стоят все 126 судов. Под дулами орудий английских дредноутов. На французском крейсере «Вальдек Руссо» собирается совещание французского командования, на которое приглашают Врангеля. Решено: Первый корпус (25 тыс. чел.) под началом генерала Кутепова отправить на полуостров Галлиполи, кубанских казаков (15 тыс.) — на остров Лемнос, донцов (15 тыс.) —  в Четалджи, штатским (20 тыс. женщин и 7 тыс. детей

в том числе) разрешить высадиться в Константинополе.

Но еще десять дней все они пребывали на пароходах и не получали горячей пищи. Еще неделя, и всем хватило бы места на стамбульском Скутарийском кладбище. Осень неожиданно оказалась холодной.

Когда В. В. приехал в Константинополь, громадный город на Босфоре уже вобрал в себя русских. На Пере, которую окрестили Перской улицей, торговали безделушками пожилые люди, при всех орденах. Русские девушки торговали своим телом в Галате, где кутили английские матросы. Французы забрали привезенные хозяйственные грузы и продовольствие, но грозились не кормить, если не будет полного подчинения. Чернокожие солдаты разгоняли палками недовольных. Итальянцы захватили все серебро, которое вывез ростовский банк. Султан был пленником иностранцев. Кемаль-паша не признавал султана в своей Анкаре, куда бежали некоторые русские офицеры, завербовывавшиеся и в иностранные легионы. Турки относились к русским неплохо. Можно было видеть, как пожилой мусульманин подходил к озябшему иноверцу, совал ему в руку пять лир и быстро отходил, чтобы не вернули деньги. Потом и турок стали подстрекать против «гяуров».

Основная масса военных сосредоточилась на Галлиполи, сдерживаемая военно-полевыми судами твердокаменного Кутепова. Уцелевшие корниловцы, дроздовцы, алексеевцы, марковцы были люди отпетые. Когда французы предложат расформировать корпус и прекратят выдачу продовольствия, многие из них решат пробиваться на север и даже захватить Константинополь. Но пока они устраивались, как могли, на каменистом Голом поле — Галлиполи. Сам Вр ангель со своим штабом располагался на яхте «Лукулл», стоявшей на якоре против Константинополя.

В. В. Шульгину не до писания книги. Он обращается в бывшее Русское посольство на Гран рю де Пера, чтобы хоть что-нибудь Узнать о своем сыне Ляле — Вениамине Шульгине, которого он видел в последний раз 1 августа на Приморском бульваре в Севастополе. Тот уходил на фронт «своей характерной, развинченной походкой, тянущей ноги». Младший сын — пятнадцатилетний Димка нанялся тогда матросом на миноносец и теперь вместе с флотом где-то в Бизерте, в Африке. Младший брат Павел умер от тифа. Старший сын убит петлюровцами. Племянник Эфем сидит в ЧК. Брат Эфема, Саша, валяется в очень тяжком состоянии в каком-то госпитале — В. В. получил телеграмму, в которой не указан обратный адрес. Брат Димитрий остался в Крыму, а жена и Володя Лазаревский — в красной Одессе…

Но Ляля, Ляля?! Был нехороший сон — на лбу, над левой бровью, у него пулевое отверстие. Говорит, другая пуля прошла около лопатки и еще одну пулю надо вынуть. И смотрит пристально. Проснувшись, В. В. еще долго видел Лялин взгляд, его глаза страдающей газели…

В главе «Константинополь (Из дневника 18/31 декабря)» книги «1920» он стоит вечером на мосту через Золотой рог, который напоминает ему Николаевский мост через Неву в Петрограде, наблюдает струящуюся толпу людей и «симфонию огней», размышляет об извечной борьбе между Россией и Турцией, оказавшимися в одинаково разоренном положении. Белые хранили верность Антанте. А здесь воочию убедились в презрительном отношении «держав-победительниц» и к русским, и к туркам. Горе побежденным! Горе слабым!

Русских «неистовое количество», и все хлопочут о визах в разные концы света.

В церкви при русском посольстве — служба. Молятся «о плавающих, путешествующих, негодующих, страждущих, плененных и о спасении их…».

В посольстве В. В. сказали, что о судьбе Ляли могут знать только в Галлиполи, в канцелярии генерала Кутепова…

Он на борту пароходика «Согласие». Плывет в Галлиполи, зарывшись в сено. Мерзнет, потому что с собой — ни тряпки. Лишь грязный носовой платок в кармане. «Яко наг, яко благ, яко мать родила», —   скажет он сорок пять лет спустя.

С парохода на берег он добирается на парусном баркасе, узнает у коменданта дорогу к русскому лагерю. Грязно, серо, скучно, тоскливо… Но вот палатки. Штаб. Он спрашивает о Ляле. «Нет, в списке наличных такого нет…»