Три столицы

И он, поплутав по грязным переулкам и оказавшись на еще более грязной лестничной клетке, нашел «одну». Звали ее Анжелина.

Сначала В. В. принял ее за обыкновенную гадалку и только удивился — все гадалки цыганисты, а эта была блондинка средних лет, небольшого роста, с серыми глазами. Она попросила его сесть за столик у окошка, сама устроилась напротив, написала что-то на клочке бумаги и спросила:»

— Как вас зовут?

Он сказал. Тогда она протянула бумажку, и на ней было написано «Василий». Но там был еще и рисунок человеческой ладони с линиями.

«Хиромантия!» — подумал В. В.

— Я нарисовала, не глядя, линии вашей руки. Сравните…

Шульгин обратил внимание на еще два имени, написанных под рисунком.

— Николай, Александра, —   прочел он вслух.

Анжелина внимательно посмотрела на В. В.

— С ними связана ваша жизнь. Но их больше нет, —   сказала она.

Он подумал о покойной царской чете.

— Вы русский? — спросила Анжелина.

— Да.

— А мне кажется, вы не совсем русский… Вы малоросс.

Шульгин был поражен.

— Это верно. Но откуда вам знать?..

Она улыбнулась. В. В. подумал, а кто же она? Говорит по-русски, но мягко. Может, полячка?

— Вы знаете, что такое «карма»? — спросила она.

— Слово слышал… но что это значит, не знаю.

— Карма — это нечто вроде судьбы. Она есть у каждого человека, но карме подчинены и целые народы. У малороссов иная карма, чем у великороссов, которых обычно называют русскими. У вас личная карма сливается с малороссийской.

Она написала на бумаге колонку римских цифр.

— Это периоды вашей жизни. Первый кончился в девятьсот восемнадцатом году. Ваша жизнь переломилась…

Анжелина жестом показала, как ломают палку, и спросила:

— А знаете ли вы, что за это время погибло четверо очень вам близких людей?

— Знаю.

— Но вам грозит и пятая потеря…

В. В. вскочил.

— Сын? Димитрий?

— Нет, не сын, но он Димитрий.

— Брат?

— Да, брат. Дни его сочтены.

Шульгин помолчал.

— Я убедился, что вы обладаете замечательными способностями, —   наконец сказал он. —   Но я пришел к вам с определенной целью. Пропал мой сын, не Димитрий, другой. Жив ли он?

Анжелина опять пристально посмотрела ему в глаза и спросила:

— У вас есть его фотография?

Шульгин достал из кармана карточку.

— Какой милый мальчик, —   сказала женщина. —   Как я хотела бы ему помочь! Но вот это неверно…

— Что неверно?

— Неверно то, что здесь, на карточке… волосы. Нет, он без волос. Бритая голова!

На старой фотографии Ляля был с красивой прической. А в действительности он, как многие добровольцы, брил голову.

— Он жив? — еще раз спросил В. В.

Она молчала. Он заметил, что она вглядывается в стоявший на столике небольшой темный стеклянный шар. Наконец она заговорила.

— Жив. Я вам сейчас все расскажу… Самый конец октября двадцатого года… Я вижу степь, вдали горы… Скачут две повозки. Одна уходит. Другая стала… две лошади… одна упала. С повозки соскакивают люди. Налетают всадники. Проскакали. Возле повозки лежит ваш сын. Он ранен в голову шашкой… Весь в крови… Нога перебита пулей. Вы мужчина… я вам скажу правду. Бедняжка, он будет у вас калекой…

— Но он жив?

— Я вижу, как его подбирают. Это не большевики… может быть, местные. Много он перенес… гримаса страдания не сходит с лица. И плен был… Но главное — нога! Очень мучает…

— Где он сейчас?

— Сейчас? Он уже севернее. Идет с двумя товарищами от деревни к деревне. И все время на лице мученье… Он идет в большой город, который я вижу, потому что он в мыслях у вашего сына. Город у моря… Горы не такие, как в Крыму. Длинный мол, маяк… Может быть, это Одесса? И еще в мыслях у него женское имя.

— Какое имя?

Поколебавшись, она сказала:

— Елизавета.

В. В. подумал, что она ошибается. В Одессе осталась мать Ляли. Она же Екатерина… А может быть, у него была там Елизавета?

Анжелина продолжала:

— Сейчас вы находитесь во втором периоде вашей жизни. Бурном и опасном. Бои, болезни, походы, море, бури… Но вода для вас благоприятна. Смерть вам будет грозить постоянно, но вы не умрете. Вот в девятнадцатом году смерть все время стояла у вас за плечами… Вы понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю.

В девятнадцатом он часто подумывал о самоубийстве… из-за смерти Дарусеньки… любимой. А потом был тяжелый поход со Стесселем в январе — феврале двадцатого…

Анжелина продолжала:

— В двадцать втором и двадцать третьем вы будете жить за границей. Потом побываете в России, но причиной тому будет не политика. В двадцать седьмом вы потеряете родственника, а в тридцать первом переживете тяжелое воспаление почек…

В. В. почти не слушал ясновидящую.

Потом он опять спросил о Ляле. И, вздохнув, добавил:

— Если он жив, то я его найду.

Она встрепенулась:

— Не делайте этого. Вам не удастся спасти его. Будет хуже…

Вскоре В. В. узнал, что у Анжелины есть отчество — Васильевна и фамилия — Сакко, по первому мужу. Что во время гражданской войны она жила в Севастополе и кормилась гаданием. Что к ней однажды пришел офицер и сказал:

— В никакие гаданья не верю, но все же любопытно…

Она долго смотрела на него.

— Вы поедете на фронт.

Он рассмеялся.

— Я офицер.

— Вы будете ранены.

— Как?

— Легко.

— Приятно слышать.

— Потом вы вернетесь сюда и женитесь.