Три свидетеля

На двенадцатом этаже горничная, в правильном одеянии, впустила меня в квартиру с литерой «Д» и провела в гостиную, обставленную без особого вкуса, зато с комфортом, на что явно ушла изрядная часть денег Карноу. Я сел, но почти тотчас встал, потому что вошла Энн Хорн. Она поздоровалась и протянула мне руку.

– Нам нужно торопиться, – сказала она. – Муж придет с минуты на минуту. Чем займемся сначала, мистер Резиновая Дубинка?

На ней было милое простое голубое платье, то ли шелковое, то ли притворявшееся шелковым, и к тому же она успела обновить макияж.

– Не здесь, – сказал я ей. – Возьмите палантин. Я отвезу вас в подземелье.

Она плюхнулась на диван:

– Сядьте и расскажите о нем. Крысы есть, надеюсь?

– Нет, крысам там не выжить. Воздух тяжелый. – Я сел. – Честно говоря, я решил, что физическим воздействием от вас мало чего добьешься, потому будем воздействовать умственно. В департаменте мистера Вулфа только так. Он по делам не выходит, я и приехал, чтобы отвезти вас к нему. Мужу можно оставить записку, пусть к нам присоединится.

– Это мне совсем не нравится. Умственно я и так развалина. А что не так с пытками-то, боитесь, что не выдержу?

– Наоборот, боюсь, что я их не выдержу. Природа хорошо над вами поработала, и мне не хотелось бы эту работу портить. Вам понравилось бы болтать с Ниро Вулфом. Женщин он вообще боится, а уж вы-то нагнали бы на него страху.

Она сделала то, что я одобрил. Она, зная, что, если возьмет сигарету, мне придется встать, чтобы дать ей прикурить, сначала взяла зажигалку, щелкнула и только потом потянулась к пачке за сигаретой. Чертовски хорошо сделала!

– Так что мы имеем? – хорошенько затянувшись, спросила она.

Я рассказал:

– Пол Обри сейчас обвиняемый. Мистер Вулф может хорошо заработать, если вытащит его из тюрьмы. Мистер Вулф своего не упустит. Потому Пол Обри из тюрьмы выйдет. Мы с удовольствием разделим с вами лавры, но не гонорар. Берите палантин, и пошли.

– Вам невозможно сопротивляться! – с восхищением произнесла она. – Пола очень жалко.

– Совсем не жалко. Выйдет и женится на своей жене.

– Если

выйдет. Помните детские стишки?

– Сам такие писал.

– Тогда помните, конечно, вот это:

Булавки, иголкиИ остры, и колки.Если кто-то убьет,Сам в беду попадет.

– Конечно помню. Одно из любимых. Но только Обри не убивал.

– Вы эту линию выбрали, и вы ее придерживаетесь. – Она потянулась к пепельнице, чтобы загасить сигарету, и вдруг повернулась ко мне. – Какая все чушь! Все эти разговоры, будто жизнь священна! Для каждого только одна жизнь священна, и все это знают! Своя! – Она положила на грудь ладони. – Своя! И для Сидни его жизнь была священна, но он убит. Так что у Пола дела очень плохи.

– Если вам его и в самом деле жалко, то, наверное, могли бы и помочь ему слегка.

– Могла бы, если бы знала чем.

– Возможно, я смогу что-нибудь подкинуть. В прошлую пятницу вы были на встрече у Джима Биба. В тот раз Обри оставил там на столе свою визитку. Зачем вы ее взяли? И что с ней сделали?

Она посмотрела на меня, потом покачала головой:

– Вам придется достать резиновую дубинку… или щипцы и выдирать ногти. Даже тогда я вряд ли сознаюсь.

– Значит, не вы ее взяли?

– Не я.

– Тогда кто?

– Понятия не имею, да и точно ли она там была?

– Значит, вы не помните, как Обри положил ее на стол? И не видели ее там?

– Нет. Но мне нравится, как вы задаете вопросы. Спрашиваете так, будто в самом деле ведете расследование. Я права?

– Это называется хитрый двойной капкан, – кивнул я. – Сначала нужно заставить вас отрицать, что вы брали визитку, что я и сделал. Затем я покажу визитку Обри, упакованную в целлофан, скажу, что на ней есть отпечатки и я подозреваю, будто они ваши, а затем попрошу позволения снять ваши отпечатки, чтобы их сверить. Отказаться вы не рискнете.

– Вперед, покажите, как вы это делаете. Мне никогда не снимали отпечатки.

Признаю, тут мне стало любопытно. Ждала ли она физического контакта, потому что он для нее ничего не значил, или пыталась околдовать меня, или ей просто было скучно? Чтобы это выяснить, я встал, подошел к ней, взял ее протянутую руку и так, держа за запястье, наклонился над ее ладонью, чтобы лучше рассмотреть. Рука, казалось, была отнюдь не против того, чтобы ее изучали, так что я распрямил ее пальцы и наклонился ниже.

Конечно, я был слишком поглощен этим действием. То ли дверь из прихожей в гостиную открылась беззвучно, то ли я что-то услышал, но не обратил внимания, так или иначе процесс прервался, когда она вдруг схватила меня за руку, выпрямилась и вскрикнула:

– Хватит! Мне больно! Норман, слава богу!