Три Царя (СИ)

Балдур не вспоминал об этом времени, стараясь похоронить его в глубинах своего сознания, где по иронии ему посчастливилось и оказаться. Он не помнил, как его пленили, был слишком молод. Отрывки из памяти показывали ему размытые образы и силуэты былого прошлого. Балдур не велел им пойти прочь, он с твердостью духа воспринимал как часть себя, от которой устал бежать.

Они вели его сквозь путь всех страданий, что ему пришлось пережить. Он видел образы своего побега. Вспоминал то, что ощущал в тот день. Страх, боль, ничтожность. Холодный пол, сбитые в кровь от мозолей и порезов ноги. Исхудавшее тело пленника, едва сдерживая внутренности воедино. Кровоточащая рана в груди, что никак не останавливалась. Сломанные пальцы, которыми он как зверь рвал всё на своём пути. Рвал железо из собственной плоти.

Балдур знал к чему они ведут. К какому моменту в его жизни, когда всё изменилось раз и навсегда, и впервые за двадцать лет, ему приходится вновь это пережить. Минуя узенькие улочки полные крови, ошметков плоти и далеких криков ужаса, он вышел на поляну, которая не могла быть в таком месте.

Среди высокой травы, что колола и резала пальцы, находился алтарь, такой на котором в старину приносили жертвы богам. Он знал, что найдёт на нём, от чего его сердце застучало сильнее, а в пальцах поселилась неизвестная дрожь. Он подошел ближе, как руны на алтаре засияли еще ярче.

Балдур протянул худощавые руки со сломанными пальцами и множеством порезов, а глаза набухли. Маленький, новорожденный аури, что помещался в ладонь парня, мирно дремал. Однако даже сквозь сон, отчетливо виднелась его боль, что исходила изнутри. Балдур сделал шаг вперед, но окровавленные и сбитые ноги не слушались хозяина.

Он упал, и внезапно ему захотелось умереть. Сдастся. Так ведь будет проще. Просто закрыть глаза, а когда проснется, то его приятно будет обдувать ветерок Смородинки. Мысль настолько приятная, что от неё не хотелось избавляться. Он устал. Очень устал.

Так бы и было, если бы он не услышал, как сквозь сон, маленький аури застонал. В тот же момент он сумел положить одну руку на алтарь, под противный хруст фаланги среднего пальца. Боль стала уже не просто привычной, она заменила собой реальность. Изнывая от ранений и недомогания, он встал на одно колено. Ему удалось приподняться, и положить локоть на алтарь, вновь взирая на существо.