Три Царя (СИ)

Погребенное в землю тело, что отказывалось гнить и рассыпаться на множество холодных и отполированных кусочков. Крик. Боль. Вопль, молящий о пощаде и повторном наказании. Плоть пожирает плоть. Плоть рождает плоть. Сливается в сексуальном напряжении танца, от которого невозможно оторвать глаз.

Смерть. Интересная концепция или вовсе лишь увлечение? Запах смерти каждый оставляет после себя таким, каким и жил. Всепоглощающий туман страха перед тем, что является самой прекрасной частью жизни. Смерть проста, в ней нет загадок, никто не ищет ответов. Она проста, как холодное надгробие, и этим же она, так и прекрасна.

Резать плоть. Зашивать. Прогрызать зубами швы, выплевывая горячую кровь полную боли и страданий. Сшивать обратно и резать вновь. Хруст сухожилий и костей на клыках ярости, что разносится симфонией пожирания по бесконечным холлам мрака.

Как изменить степень извращения разума? Как отделить фантазию от реальности, когда больше ничего не имеет смысла. Когда больной разум отказывается воспринимать увиденное, и бьется в агонии нерешительности. Смерть или жизнь? Жизнь или смерть? Как отличить одно от другого?

Балдур чувствовал, как кто-то насильно впихнул эти слова в его голову, и как бы он не старался избавиться от них, ему удалось лишь тогда, когда монолог подошел к концу. Последние слова накрепко поселились в разуме стервятника, ведь за последние несколько часов ему удалось пережить обе стороны существования.

Окружение больше не скрывалось под личиной притворства, и сбросив с себя маску, скалилось огромной пастью наслаждения. Возникало ощущение, что каменному гиганту всё же удалось проглотить их, и они пытались выбраться из брюха чудища. Огни, что раньше освещали помещение, скрылись в тени нового хозяина, однако вокруг было достаточно светло, чтобы видеть.

Отовсюду частило липкое хлюпанье и глухое рычание. Надутые глаза, что выглядывали сквозь стены, быстро хлопали мясистыми веками и кровоточили сквозь нарывы на капиллярах. Воистину создание больного сознания, имя которому — безумие. Стены извивались, образуя собой длинный тоннель, во тьме которого прозвучало чавканье. Балдур более не мог отчетливо разобрать убийцу, что, казалось, скрылась в неизвестном направлении, но он отчетливо слышал скрежет зубов, который выделялся своим яростным позором из остальных.