Три времени года в бутылочном стекле

Капуста резко остановился. На одном из пляжей были Эля и Вадим. Эля сидела вполоборота, а Вадим что-то ей возмущенно выговаривал и, как обычно, агрессивно размахивал руками. Шум волн съедал все другие звуки, и эти двое напоминали рыбок, беззвучно шевелящих губами. Капуста глядел на них долго, со странным выражением на лице, Алиса чувствовала, как сжались пальцы на ее плече, и подумала, что такое лицо может быть у родителя, смотрящего на свое больное обреченное дитя. Потом он непроизвольно прижал ее крепче к себе и хотел пойти прочь, но Вадим их увидел.

– Эй, дурни, – закричал он, перекрикивая волны, – вы купили фейхуи? Наварите для меня тоже, я маме отправлю!

– Ладно! – прокричала Алиса в ответ. Капуста ничего не сказал. Эля не обернулась в их сторону. В сумерках не было видно ее лица. Алисе захотелось скорей в теплую теткину квартиру облизывать зеленую от варенья ложку.

А потом одним днем наступила весна, вернее, ее южное подобие. Для настоящей весны, по мнению Алисы, нужен был гораздо больший временной разгон – увеличение количества солнца, первые оттепели и капель с крыш, проплешины талого снега, запах грязи и первый день «без шапки и в солнечных очках», и только потом уже – постепенное озеленение. В Сочи ничего этого быть попросту не могло – солнечных дней было навалом и зимой, пальмы как были зелеными, так ими и остались, а сугробов и капели не было вовсе. Просто в один день Алиса заметила, что практически все деревья начали цвести, некоторые даже на голых ветках, без листьев.

– Листья еще не вылезли, а деревья уже расцвели, разве такое бывает?! – удивленно спрашивала Алиса у тетки. Тетка ужинала мацони с зеленью и бутербродом с щучьей икрой, «очень полезной для женского здоровья». Ее рацион вообще фонтанировал всякими полезностями – в одном бразильском орехе – суточная норма селена, свежая печень повышает гемоглобин, корень сельдерея богат витамином С. Судя по всему, у нее были серьезные планы на оставшуюся жизнь.

– Эта алыча, – ответила тетка, – она сначала цветет, и только потом зеленеет.

– Странно так. Это, получается, весна уже началась?

– Тут межсезонье слабо выражено. Осень – еще более или менее, можно застать, а весны, считай, нет. Скорее, зима переходит в лето.

– Жаль. Я больше всего весну люблю.

– А я люблю, когда тепло, – отрезала тетка. Ее манера вести разговор часто напоминала Алисе разделку мяса на рынке, когда чьи-то умелые руки точными, выверенными взмахами топора делали из туши порционные куски, – мне такая весна, как в Омске, со всем ее говнищем из-под снега, даром больше не нужна. Про зиму я вообще молчу.

– Разве это зима! Вот в Сургуте…

– Ой, все, все! Там вообще одни медведи должны жить! А человек должен жить там, где тепло.

– Мне кажется, что человек должен жить там, где ему нравится, – неуверенно возразила Алиса.

– А я что говорю? – удивилась тетка, убирая баночку с икрой в холодильник. – Слушай, завтра куплю черемши, сделаю салат, ты обалдеешь, как это вкусно!..

После зимы, которая не была зимой, все же приятно было снова надеть ветровку и много гулять по цветущим аллеям, фотографируя для мамы и алычу, и прочие диковинные растения. В Омске основным атрибутом мезсезонья была коричневая, вязкая грязь, размазанная по дорогам, летящая из-под колес, окрашивающая любую обувь в одинаковый цвет. Все дело было в глинистой почве. Алиса помнила, что когда на уроках ИЗО в начальных классах просили принести глину для лепки, найти ее никогда не составляло труда. Они собирали ее в пакетик прямо возле дома, притом, где бы и с кем бы она не жила – хоть с мамой, хоть с папой, хоть с обоими дедами – родственники могли меняться, но глины всегда было хоть отбавляй. В Сочи же, даже во время дождя, грязи, в ее омском понимании, не было, в крайнем случае, при сильных наводнениях, землю с клумб могло вымывать на асфальт, но после дождя резко выходило солнце, подсушивая остатки апокалипсиса, и дворники самых разных национальностей быстро все расчищали. Большей проблемой был сам дождь, когда минут за пятнадцать забивались ливневки, и вода поднималась где-то по щиколотку, а где-то и по колено, топя машины и производя полный коллапс на дорогах.

Алиса ехала домой с учебы и пыталась разобраться, была ли она все-таки «гражданином мира» или нет. За окном автобуса мелькали крыши и пальмы, вдалеке маячило море, день был солнечным и веселым. Она ездила этой дорогой уже много раз, и видела море, кажется, уже во всех его ипостасях – пронзительно голубое, как сейчас, серое, сливающееся с хмурым небом, светлое, яркой полосой бликующее у горизонта, темное месиво с мигающими огоньками… Мама бы непременно улыбалась, глядя на него каждый раз, для Алисы же оно было обыденной декорацией, будто кто-то сверху менял разные слайды под настроение.