«Париж постепенно пустеет. Женщины немного нервничают, молодые — как ни в чем не бывало, мужчины спокойны (…) Иногда встречаешь автобус (они реквизированы) или грузовик, переполненный беженцами (…) и машины, нагруженные мебелью, посудой, домашней утварью, чемоданами (…) Дорожные регулировщики теперь носят (как и солдаты, и полицейские) каски и оружие. Тревоги участились. Выстрелы тоже. Народ равнодушно смотрит на черные хлопья, которые растворяются в летнем небе. Улицы изменили свой облик из-за отсутствия автобусов (…) Мы все лишены отпусков. Я среди редких счастливчиков, которые в силу своих обязанностей разъезжают по улицам (…) Ариадне не удалось найти работу (…) Я просил в ОЗЕ[514]
принять ее на должность воспитательницы или в обслуживающий персонал (…) Я очень хотел бы, чтобы она уехала на юг, где безопаснее и для нее, и для обоих детей (Эли и Бетти) (…) Если Ариадну не примут, она запишется в Женский добровольческий батальон. Красивая форма и желание участвовать в событиях — вполне достаточный соблазн. Более того, там платят, что позволило бы помочь детям. По новому циркуляру я должен получить специальную броню с дополнительным денежным содержанием инженера, но по нынешним временам мне противно выглядеть уклоняющимся от отправки на фронт. Еще подумают, что я выкрутился»[515].На фронт Кнут не попал, потому что воинскую часть, к которой он был приписан, перебросили на юг, как только немцы начали подходить к Парижу.
Ариадна давно обдумывала, куда отослать детей. Говорила, что на ней лежит большая ответственность, а дети ее связывают. Надо пристроить их в безопасное место, и тогда ей будет легче идти на риск.
Сын Эли запомнил, как они с мамой брели по песку где-то в Нормандии, она крепко держала его за руку и говорила, что скоро наступит время, когда им, возможно, придется расстаться.
В начале июня 1940 года Ариадна устроила пятилетнего Эли в пансион ОЗЕ, а сама осталась с двенадцатилетней Бетти и шестнадцатилетней Мириам в Париже. Она пошла работать на завод, чтобы как-то прокормить семью. Через три дня завод закрыли. Началось бегство из Парижа.
Дядя Боря звал Ариадну с детьми в Пиренеи, куда он уехал со своей женой и с Ариадниной младшей сестрой Мариной. Но Ариадна не могла покинуть Париж, так как ждала весточки от Довида. Она не находила себе места. «Если мы отсюда не вырвемся, — сказала она дочерям, — я открою газ — и мы умрем все вместе», а Еве написала: «Мы одержимы идеей фикс не оказаться в плену»[516]
.Наконец Довид сообщил, что ждет ее в Тулузе. Она побросала в чемоданы все, что оказалось под рукой, сунула в них остатки еды и вместе с дочерьми присела на дорожку по русскому обычаю. Все, что было потом, она вспоминала как в тумане. Темный тоннель метро, ревущая толпа у закрытого Аустерлицкого вокзала, они идут прямо по шпалам, стоит под парами последний поезд на юг, забитые беженцами вагоны, люди сидят даже на крыше. Как во время гражданской войны в России.
На этом последнем поезде Ариадна с дочерьми и добралась до Тулузы. Мириам потом рассказала, что «поезд все время бомбили и обстреливали, а когда он останавливался, мы прятались под вагонами»[517]
.В Тулузе Ариадну с детьми ждал уже демобилизованный Кнут.
14 июня 1940 года передовые части вермахта вошли в Париж и промаршировали гусиным шагом под Триумфальной аркой. В тот же день штаб-квартира гестапо расположилась в отеле «Лувр».
Так Франция потерпела поражение в войне, которую французы прозвали «дроль де гер»[518]
. А о том. что было дальше, Жан-Поль Сартр[519] сказал: «Это было трудное время, но мы к нему приспособились».16
Уже к лету 1940 года Гитлер подмял под себя пол-Европы.
Франция была разделена на две части. Одну составляли оккупированные немцами север и центр страны. Другую — маленький кусочек в одну треть всей страны на юге, который назывался «свободная зона». Там в городе Виши находилось пронацистское правительство маршала Петена[520]
. Оно вошло в историю под названием «правительство Виши».Правительство Виши передало немцам принадлежавшие Франции нефтяные источники в Румынии и медные копи в Югославии; обеспечивало Германию сырьем для тяжелой индустрии и сельскохозяйственной продукцией; изготовляло для «Люфтваффе» авиамоторы; строило заграждения Атлантического вала[521]
; разрешило пользоваться портами, железнодорожной сетью и водными каналами; уплатило контрибуцию в размере 650 миллиардов франков; всячески поощряло французов вступать в «Легион французских добровольцев по борьбе с большевизмом», в дивизию «Ваффен-СС» и в созданную по итальянскому образцу фашистскую милицию, которая среди прочего охотилась за евреями. Шестая строфа гимна этой милиции звучала так: «Милиционеры, очистим Францию от большевиков, масонов и жидов\, сожжем дотла это гнилье\, Францию тошнит от него!»