Три женщины

Полонский родился в Белоруссии, в шесть лет вместе с родителями попал в Эрец-Исраэль. Там его отец построил в Яффе фабрику по изготовлению ваты. Полонский надолго запомнил, как арабские дети Яффы кричали еврейским школьникам: «Еврей, еврей, я тебе голову отрежу!» «Я думаю, — говаривал он потом, — что палестинское детство приучило меня защищаться, когда кто-нибудь нападает на евреев». После начала Первой мировой войны семью Полонских вместе с другими российскими подданными турецкие власти Палестины выслали в Александрию. Там Авраам оказался на митинге Владимира Жаботинского и был так взбудоражен его речью, что, будь он постарше, не задумываясь вступил бы в Еврейский легион. Из Египта семья Полонских вернулась в Белоруссию, и Авраам стал секретарем комсомольской ячейки. Во время гражданской войны он собрал несколько десятков еврейских юношей и девушек и создал подпольную организацию. Они сражались на стороне Красной армии против Петлюры[538], пока не оказались на территории, ставшей частью Польши. Польские власти арестовали еврейских подпольщиков, но Полонскому удалось бежать. Он добрался до Германии, оттуда попал в Бельгию и в конце двадцатых осел в Тулузе. За годы, проведенные на Западе, молодой Полонский вернулся к своему давнишнему увлечению идеями Жаботинского, ставшими для него жизненным кредо. Окончив инженерный факультет Тулузского университета, Полонский поступил на крупный государственный завод, а потом открыл собственное процветающее предприятие по сборке радиодеталей с филиалами по всему югу Франции.

* * *

Несмотря на возражения сионистов, еврейская подпольная организация была создана. Ариадна и Кнут были вдохновителями и идеологами, а Полонский возглавил объединенное командование, куда вошли двое уроженцев России — бывший активист «Поалей Цион»[539] Люсьен (Арон) Люблин и бывший директор ОРТ[540]

Александр Коварский и двое уроженцев Литвы — демобилизованный лейтенант французской армии Дика Ефройкин и демобилизованный старший сержант Леонард Зупранер, собиравшийся до войны стать профессиональным солдатом.

Вот когда Аврааму Полонскому пригодился подпольный опыт его юности.

«Этот „идеалист“, — написал о нем Кнут, — был гениальным организатором. По природе человек молчаливый, он слушал собеседников с большим вниманием. Сам говорил мало, но каждое его слово было наполнено смыслом[541]».

Среди кличек Полонского были Моррис, Патрон, Большой Поль (что было забавно при его малом росте) и Наполеонский (так его величали только у него за спиной).

Вначале организацию хотели назвать «Сила», но потом выбрали другое название — «Еврейская армия» (ЕА).

Часть членов ЕА набрали в местном университете, где училось много евреев из России и Полыни, часть — из инженеров предприятия Полонского,

Последние хорошо знали местность, так как разъезжали по всему югу страны, торгуя радиоприемниками и создавая на местах ремонтные мастерские. Особенно хорошо они ориентировались в горных районах Пиринеев, где позднее ЕА проложила тропы для переброски евреев через испанскую границу.

Кнут вербовал людей и в синагоге. Как раз там он и подошел к аргентинскому еврею Альберу Коэну и спросил, что тот собирается делать. Коэн ответил, что хочет уехать вместе с братом в Северную Африку. Тогда Кнут сказал:

— Я могу предложить кое-что поинтереснее, но сначала пошлю тебя к одному человеку, который с тобой поговорит.

Этим человеком был Полонский. Главная контора его предприятия находилась на улице Рампар, 17, прямо напротив полиции. Проверив Коэна, Полонский взял его в ЕА. Под кличкой «Бебе» бывший сержант французских ПВО Альбер Коэн стал связным и разъезжал всегда на велосипеде. А члены ЕА говорили: «Вон едет Бебе на своем коне».

В синагоге Кнут встретил и двадцатилетнего студента-медика Поля Пинхаса Ройтмана, который хотел организовать кружок по изучению иудаизма. Ройтман обратился к Кнуту на «ты», а тот засмеялся и спросил:

— Как ты думаешь, сколько мне лет?

— Лет двадцать пять.

— Сорок.

Ройтман не только организовал кружок по изучению иудаизма, но и стал членом ЕА. Кроме Ариадны с Кнутом в кружок вошли друг их семьи — писатель Арнольд Мандель и двадцатилетний поэт Клод Виже.

Виже вспоминал, что вечером в праздник Симхат-Тора[542] 1940 года он подошел к старой синагоге, чтобы встретиться с беженцами, которым он сочувствовал. У входа толпился народ. И тут его окликнул молодой человек в берете. Это был Поль Ройтман. Поль пригласил его пойти с ним на молитву. Виже объяснил, что он — ассимилированный еврей из семьи, поселившейся во Франции много поколений назад. Но Ройтману все же удалось зазвать его в синагогу. Там Виже и познакомился с Кнутом. Вот как Виже его описывал: «Говорил прерывисто и с сильным русским акцентом. Был прирожденным конспиратором, но вносил в повседневные дела романтические нотки славянского поэта. Мечтал стать великим. В Париже вел тяжелую жизнь еврейского русскоязычного поэта в изгнании. Его экзальтированная натура, его эмоциональная речь и привлекали к нему, и настраивали против него»[543].