Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая полностью

А по контрасту с этой кульминационной сценой, проникнутой идеей милосердия и всепрощения, вместо знаменитой «Вальпургиевой ночи» — бал у сатаны (не исключено, навеянный бултаковским «Мастером и Маргаритой»). Этот балетный акт — настоящая вакханалия, шабаш исчадий ада. Здесь Мефистофель-трансвестит представляет насмерть перепуганному Фаусту Клеопатру, Лаис, других цариц и куртизанок прошлого, а тот, выпив колдовского зелья, впадает в транс и предается галлюцинаторным видениям: поначалу это почти классический белый балет из второго акта «Жизели» в традиционных декорациях (дремучий лес, кладбище, могильный крест), но внезапно он становится карикатурно-постмодернистским: танцевальные па сменяются движениями contemporary dance, на сцену под пронзительные вопли «смотрите, она беременна» выскакивает балерина с огромным накладным животом, псевдовиллисы морочат Фауста-Альфреда. И вот в этот ад вползает убиенный Валентин. Как в фильмах о вампирах, сбесившиеся фурии кусают его, всячески глумятся и в конце концов еще раз закалывают. И все увенчивается оргией в садомазохистском духе.



Бал у Мефистофеля.

Сцена из оперы Ш. Гуно «Фауст»

(Ковент-Гарден, реж. Дэвид Маквикар, 2011)


Заключительная сцена вновь напряженно-драматична. Маргариту-детоубийцу, мечущуюся за тюремной решеткой в ожидании казни, по наущению дьявола, жаждущего навсегда погубить ее душу, пытается спасти для посюсторонней жизни ее возлюбленный. Его мучает совесть, он готов навсегда соединить свою судьбу с Маргаритой. Но та просит прощения у Всевышнего, протягивает руки к ангелу смерти и «от всей души» отдает Богу душу. Звучит знаменитое «Спаслась!». Сатана же низвергается в преисподнюю.

В финале мы снова видим престарелого Фауста. Та же мизансцена, что и в первом действии. Старец пробуждается, всё произошедшее ему просто приснилось. А во время постановочных поклонов вновь помолодевший доктор сбрасывает пиджак, и мы видим надпись на груди его футболки: «Чао, мама и папи», а на спине — «Я люблю Лондон».

На мой взгляд, эта постановка оперного «Фауста» вполне подходит под категорию «постнеклассическая» — великолепный вокал, искусная актерская игра, классическая в своей основе сюжетная линия, профессионально исполненные танцевальные номера подернуты в ней легким флером многих театральных новаций минувшего века, придающих ей дополнительную зрелищность и занимательность, но поданных как нечто уже иронически преодоленное современным европейским художественным сознанием, ищущим новые пути развития. Немалую роль здесь играет эффект остранения — за действием нередко наблюдают толпящиеся на хорах актеры: они изображают зрителей, оживленно обсуждающих происходящее.

Конечно, глубинной философической серьезности, присущей сокуровскому «Фаусту», здесь нет, но есть глубинная гуманность, выраженная собственно художественными средствами.

Ваша Н. М.

221. В. Иванов

(06.04.12)


Дорогой Виктор Васильевич,

к сожалению, мои поиски путеводителя не увенчались успехом. В этом отношении Берлин решил уподобиться Москве. Говорят, что издание Michelin слишком перенасыщено информацией об искусстве. Народ же больше интересуют магазины, рестораны, бары, пляжи и тому подобные капища современной цивилизации. В «Дусмане» (книжный супермаркет на приличном уровне) мне сказали, что, вероятно, в мае придет искомый нами путеводитель на английском языке. Раз время поступления не гарантировано, магазин пока заказов не принимает. Максимум, могут проинформировать, когда книга поступит у них в продажу. Подходит Вам этот вариант?

Теперь о Вашем последнем письме. Читаю внимательно. Однако поскольку я фильмов Сокурова не видел, то не могу включиться в их обсуждение. Замечу только, что упомянутый Вами pater в последнее время не реагирует болезненно на разговоры об эстетическом наслаждении и все более склоняется в пользу этого термина, хотя по-прежнему опасается гедонистического оттенка, ему (термину) в современном словоупотреблении все же присущего.

Наслаждается pater сокровищами берлинских музеев и филармоническими концертами.

Выставочная же жизнь здесь находится в полулетаргическом состоянии. Недавно, правда, открылась ретроспектива Рихтера, но я ее еще не посетил.

Читаю последний роман Уэльбека. Поражен! Давно не читал ничего подобного по глубине анализа западной жизни (состояния искусства в том числе).

Поздравляю с наступающими праздниками! В. И.

Основные аспекты эстетики французского символизма

222. Н. Маньковская

(20.04.12)


Дорогие друзья!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лабас
Лабас

Художник Александр Лабас (1900–1983) прожил свою жизнь «наравне» с XX веком, поэтому в ней есть и романтика революции, и обвинения в формализме, и скитания по чужим мастерским, и посмертное признание. Более тридцати лет он был вычеркнут из художественной жизни, поэтому состоявшаяся в 1976 году персональная выставка стала его вторым рождением. Автора, известного искусствоведа, в работе над книгой интересовали не мазки и ракурсы, а справки и документы, строки в чужих мемуарах и дневники самого художника. Из них и собран «рисунок жизни» героя, положенный на «фон эпохи», — художника, которому удалось передать на полотне движение, причем движение на предельной скорости. Ни до, ни после него никто не смог выразить современную жизнь с ее сверхскоростями с такой остротой и выразительностью.

Наталия Юрьевна Семенова

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное