Судьбу сына он связывал исключительно с государственной службой и даже не понимал, как можно помышлять о чём-то ином. Люди, жившие другим образом, не желавшие твёрдо и определённо заявить: "государство – это я", казались ему какими-то недомерками, непричастными настоящих тайн, лишёнными подлинного качества и вовсе не достойными обладать теми правами, которыми их сдуру наделяла Конституция. Беседы умников, рассуждающих на подобные темы в расплодившихся телепередачах, он следил сначала с недоумением, потом с презрительной настороженностью, которая однажды к его огромному облегчению увенчалась настоящей ненавистью, слегка припорошённой приличиями. До конца постичь их мотивы он был не в состоянии, и следовал здесь надёжному правилу: самое простое объяснение всегда самое верное. Слово "почти" мешало, как путается в ногах брошенный ветром газетный лист, вносило в мысли аляповатость, а потому подверглось изгнанию из его лексикона. Ему нравилась песня Олега Газманова "Офицеры", и когда на профессиональных праздниках звучали её слова: "офицеры, ваше сердце под прицелом… офицеры, россияне, пусть свобода воссияет", когда фразы падали в зал гроздьями лести и зал вставал, не в силах вынести их справедливую тяжесть, когда в унисон звучали сердца, бессмыслица текста рождала в нём гордость и покой, на смену которым внезапно приходила тихая, беззлобная, как октябрьское солнце, жалость к себе, и бывало, глаза его увлажнялись. Эти слова заставляли его переживать недооценённость своих заслуг, однако не со стороны начальства, а со стороны неблагодарного, вздорного общества. Вот он стоит на страже свободы, один за всех, но горлопаны не желают этого видеть; утешение можно было найти только в осознании собственного бескорыстия, неколебимого служения, бесконечного следования долгу, и в итоге обрывки чувств слагались в почти религиозное ощущение…
После окончания Университета некоторое время Борис работал специальным корреспондентом ИТАР-ТАСС, закончил Академию государственной службы, потом побывал пресс-секретарём спикера Государственной Думы, после чего уже последовательно занимал должности члена Координационного совета "Молодой Гвардии "Единой России"", председателя этого совета, и вот-вот должен был взлететь ещё выше – возглавить это движение, выпестованное ненавистью и страхом.
Такие любопытные детали не были известны Жанне, Борис служил ей пока небольшим развлечением, но интуиция подсказывала ей, что этот человек восходит вверх по неведомой и незримой лестнице. В нём она довольно прозорливо увидела ступень, а то и площадку, на которой можно будет перевести дух, если обстоятельства её жизни примут неблагоприятный оборот.
Поэтому, вернувшись в Москву, она не стеснялась напоминать о себе, но делала это так, что ничуть не пугала Бориса и оставляла в нём уверенность полной личной свободы. Изредка они встречались.
Первое собрание, в котором принял участие Сергей Леонидович, было экстренным и вызвано тем, что Сапожковская земская управа получила из губернского земства циркулярную бумагу, присланную председателем Епархиального училищного совета. Земская управа внесла в собрание подробный доклад.
Собрания проходили в клубе, или, как он именовался официально, в сапожковском общественном собрании. Не без волнения переступил Сергей Леонидович порог залы заседаний, – с тем же смешанным чувством робости и любопытства, с каким входил некогда в университетскую аудиторию. Большой длинный дубовый стол, за которым рассаживались гласные, был покрыт зелёным сукном. Председатель управы Иван Иванович фон Кульберг занял место во главе его под портретом императора. В собрании присутствовал епархиальный наблюдатель церковных школ протоиерей Азиатский.
Члены управы, гласные и немногочисленная публика поглядывали на соловьёвского помещика с интересом. Кое до кого здесь уже дошли слухи, как он с пьяных глаз обещался крестьянам раздать свою землю. Меж тем Азиатский начал свою речь:
– Многие уездные земства без надлежащего разрешения его преосвященства открывают свои школы в тех селениях, где имеются уже школы церковно-приходские, и тем наносят ущерб сим последним. Вследствие этого его преосвященство распорядился выяснить всем вообще уездным земствам, что если, по их усмотрению, та или иная церковная школа не удовлетворяет почему-либо потребностям местного населения, то для возможного и желательного единения их и духовного ведомства в деле народного просвещения, они имеют принимать участие в содержании сих школ, назначая им определённое пособие, которое употребляется на тот или иной предмет по определению епархиального училищного совета.
В зале поднялся недовольный гул. Глава управы Иван Иванович фон Кульберг доложил отношение епархиального архиерея об ассигновании из сумм губернского земского сбора трёх тысяч рублей на содержание епархиального наблюдателя за церковными школами и его помощника. При этом отношении прилагалась копия определения синода, предоставляющая земству, как бы в виде компенсации, избирать двух членов в епархиальные училищные советы.