Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Империя как таковая не имела ни столицы, ни правительства, ни постоянных доходов, ни постоянного войска. То, что называлось имперской конституцией, — это не закон Империи, а скорее сумма вольностей, которыми пользовались князья так же, как имперские рыцари и имперские города.

Основа этой конституции такова: все члены Империи делились на три коллегии, или чина, — курфюрсты, прочие князья и имперские города; собрание всех трех коллегий составляло рейхстаг, или имперский сейм. Коллегия курфюрстов, т. е. крупнейших князей, имевших привилегию участвовать в выборах императора и заключать с ним при этом особый ограничивавший его власть договор, состояла из семи человек: трое духовных — архиепископы Майнцский, Трирский и Кёльнский, и четверо светских — король Чешский, курфюрсты Пфальцский (пфальцграф Рейнский, князь Пфальца), Саксонский и Бранденбургский; последние трое после Реформации были протестантами, остальные — католиками; курфюрсты Саксонский и Бранденбургский владели обширнейшими, но не сплошными территориями в Восточной Германии, три архиепископа и курфюрст Пфальцский представляли западную прирейнскую Германию, а король Чешский являлся одновременно не кем иным, как наследственным государем Австрии — Габсбургом. Коллегия имперских князей имела свыше 300 членов — архиепископов, епископов, аббатов, герцогов, маркграфов, графов и прочих светских магнатов и прелатов церкви; многочисленное имперское рыцарство не имело права голоса в имперском сейме. Наконец, коллегия имперских городов состояла также из множества членов, имевших разнообразные и трудно совместимые интересы. Если воля всех трех чинов, собравшихся на рейхстаг, совпадала — она становилась законом Империи. Понятно, что этот результат достигался с большим трудом. Между тем только рейхстагу принадлежало право устанавливать имперские налоги, объявлять войну и мир, набирать имперскую армию, ратифицировать договоры. Иначе говоря, рейхстаг служил прежде всего для того, чтобы связывать императора в основных вопросах политики интересами отдельных чинов и членов Империи, он представлял вовсе не имперские интересы, а только имперские вольности. Как бы в противовес этому органу, призванному ограничивать и стеснять общеимперские нужды, существовал другой, где, напротив, последние номинально преобладали: рейхскаммергерихт, т. е. имперский палатный суд. Однако на деле он был бессилен. Таким образом, имперская конституция оставляла императора совершенно безоружным и безвластным перед лицом князей.

Каждое большое или маленькое княжество, напротив, было настоящим государством внутри Империи. Оно имело свои законы, свое правительство, т. е. двор (более или менее пышный), а в ряде случаев и орган сословного представительства (ландтаг), свою столицу, свое (большое или маленькое) местное войско, свою (всегда непомерно большую) толпу чиновников, чеканило свою собственную монету, взимало свои особые налоги и таможенные пошлины. В сущности, хотя и не имея еще на это формального права, почти каждое мало-мальски значительное княжество вело и свою собственную внешнюю политику или же парализовало в той или иной мере неугодную внешнюю политику Империи; Империя была центральноевропейским образованием, обращенным и к Восточной, и к Западной, и к Южной Европе, и именно князья тянули ее одновременно в разные стороны, вследствие чего окончательно лопались и рвались внутренние связи, еще остававшиеся от ее единства. Габсбургам для того, чтобы все же вести свой корабль по этой мертвой зыби к заветной гавани мирового господства, приходилось проявлять много терпения, а на международной арене пользоваться главным образом тайной дипломатией и невидимыми услугами иезуитов.