Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Если в отношении Франции расчет, что дело пройдет безнаказанно, оказался правильным, то в отношении Чехии Фердинанд жестоко ошибся. Он получил тут неожиданно мощный отпор. Это был роковой просчет, в известной мере предопределивший судьбу Тридцатилетней войны. Чешский народ проявил такую колоссальную силу сопротивления, которая совершенно смешала габсбургско-католические карты. Из-за этого непредвиденного сопротивления пролог войны, который по планам должен был быть, по-видимому, молниеносным, затянулся надолго, принял характер длительной междоусобной войны внутри Империи, — а это дало угрожаемым европейским державам время, чтобы выйти из летаргии и организовать отпор агрессору. Иными словами, в чешском восстании уже отдаленным образом таится проигрыш Габсбургами всей войны, неудача всего плана «похищения Европы».

Сначала события в Броумове и Гробе могли казаться местными инцидентами и даже недоразумением. Но когда депутаты Броумова, обратившиеся с жалобой в Прагу к наместнику короля Фердинанда, были посажены в тюрьму, когда коллегия дефензоров и собрание протестантских депутатов в Праге, заявив наместникам протест против нарушения императором дарованных чехам вольностей, получили холодный отрицательный ответ, когда, наконец, на обращение в Вену к самому Фердинанду последовал еще более резкий отказ, — тогда стало ясно, что то была перчатка, брошенная Фердинандом чехам и всему миру. Фердинанд со своими иезуитами был уверен, что чехам придется склонить голову перед католическим натиском, так как европейские державы в настоящий момент не придут им на помощь и пожертвуют ими во имя «умиротворения»[119]

. Но протестантские дворяне Чехии во главе с графом Турном наивно верили, что помощь придет и из Англии, и из Франции, и из Савойи, и из Трансильвании, и, прежде всего, от Протестантской унии. В этой вере они и почерпнули мужество для сопротивления. В мае 1618 г., несмотря на запрещение от имени императора, в Праге снова было созвано собрание протестантских депутатов сословий. Это значило, что вызов принят[120]

.

Волнения и беспорядки, направленные против католиков, уже начинались по городам и деревням Чехии. Это была вторая причина, вселявшая смелость в чешскую знать: уверенность в широкой поддержке. Впрочем, эта же причина — угроза активных самостоятельных выступлений народных масс — как раз привела часть из них, подобно Альбрехту Валленштейну, к поддержке немцев, к предательству чешских национальных интересов. В самой Праге, где заседало собрание сословий, было особенно бурно. 23 мая вооруженные горожане вышли на улицы, началось открытое восстание. Вместе с вооруженной толпой чешские протестанты-аристократы силой проникли внутрь старинного пражского дворца — резиденции десяти наместников, которые правили Чехией во время отсутствия императора. Среди этих наместников было два давних и махровых деятеля католической реакции — Мартиниц и Славата. С ними расправились «по старинному чешскому обычаю», тем способом, каким некогда началась гуситская война: их выбросили из окна (дефенстрация).

Волнение охватило всю Чехию, только три города остались верны императору. Началось повсеместное изгнание иезуитов. В Праге на другой день после «дефенстрации» открылось заседание сословного чешского сейма, передавшего власть 30 избранным директорам. В сущности, это было превращение Чехии в независимую республику. Она деятельно готовилась к отстаиванию себя от Габсбургов: не имея, сначала ни финансов, ни войска, правительство быстро организовало сбор военного налога и создало чешскую армию, общее командование которой было поручено Турну и Гогенлоэ.