Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

В Вене тоже действовали быстро. Именно теперь Клезль, ставший прямой помехой, был арестован, и под давлением Фердинанда, требовавшего немедленного наказания чехов, дряхлеющий император Матвей приказал собрать наемную армию под командованием Букуа и Дампьера. Но инициатива уже была вырвана из рук Фердинанда, ему приходилось воевать с непредвиденным и неведомым противником. Дух чешской армии был той неизвестной величиной, которая не поддавалась исчислению. А дух этот был необычайно боевым и наступательным. Букуа и Дампьер попробовали вторгнуться на территорию Чехии, где сразу же принялись за чудовищные жестокости и бесчинства, которые с этого времени становятся характерным стилем всей Тридцатилетней войны, но потерпели осенью 1618 г. ряд поражений при Чаславе, Ломнице и Будвейсе и были отброшены в Австрию. Чехи преследовали их по пятам, нанося им удар за ударом. Обескураженный венский двор уже в конце 1618 г. — именно в тот момент, когда победоносное движение поляков на Москву было вдруг остановлено у самых Арбатских ворот, — и в начале 1619 г. ищет через польское и саксонское посредничество мирных переговоров, чтобы взять чехов не силой, так хитростью. Но чешское правительство, вдохновляемое Турном, отвечает отказом. 20 марта 1619 г. умер император Матвей, и Фердинанд, принимая наследство, делает знаменательную попытку прикинуться овечкой: он направляет в Чехию акт, в котором обязуется первым сложить оружие, отозвать войска, соблюдать впредь все политические и религиозные вольности Чехии, более того, примириться с изгнанием иезуитов и предоставить чехам право выбрать себе другого короля. Но чехи ответили ему, что, судя по прошлому опыту, государи, управляемые иезуитами, считают себя вправе не исполнять обещаний, данных еретикам. Фердинанд возобновил наступление. Императорские войска снова принялись за разорение чешских городов и деревень. Чешская армия, руководимая Турном, в свою очередь ринулась вперед, вторглась на территорию Австрии и осадила в июне 1619 г. императорскую резиденцию — Вену. Фердинанд вступил в мирные переговоры, соглашаясь принять все требования чехов. Так неблагоприятно для него обернулось самое начало долго и тщательно подготавливавшейся агрессии.

Однако это было только серьезным преткновением на пути габсбургской агрессии, неожиданной помехой и, пожалуй, предостережением, но не поражением. Исход борьбы решался не поединком Праги и Вены, а всеевропейским соотношением политических сил. В самом деле, в эту классическую эпоху наемных армий любая локальная на первый взгляд война была своей невидимой стороной всеобщей войной: деньги были международной силой, как и покупавшийся на них товар — наемные солдаты. Перед началом войны государь, если у него были деньги, раздавал поручения полковникам и капитанам, которые входили в сношения с людьми любых национальностей, знавшими, где можно найти наемников. Это были своего рода маклеры на международной бирже солдатни. Нанятый пестрый сброд даже не одевали в униформу, так что в день сражения солдаты, чтобы отличить своих от врагов, привязывали платок к руке, листья к каске или другой условный знак. Им платили деньги, и они проливали свою и чужую кровь. Не все ли равно, откуда брались эти деньги. Любое из европейских государств могло незримо участвовать в любой местной войне не собственными военными действиями, а тем материальным субстратом, в котором кристаллизовался военный потенциал всякого государства — «золотыми солдатами». Его внешняя политика воплощалась или в предоставлении денег воюющему где-то государству, или, напротив, в отказе предоставить деньги. Практически было уже не столь важно и зависело от конкретных обстоятельств, пересылались ли эти деньги в виде мешков с дублонами и талерами или сразу в товарной форме — в виде полков марширующих пехотинцев и скачущих рейтаров. «Золотые солдаты» могли в любой день и час осуществить «десант» в любом уголке Европы. К тому же никто не отказывался от денежной помощи, чужие деньги стреляли ничуть не хуже своих, а собственно военная помощь могла таить в себе и скрытую политическую опасность.

Советник при одном из немецких князей Борниц перед Тридцатилетней войной писал: «В общественных интересах важно не только то, чтобы в государстве были деньги, но для упрочения могущества государства в высшей степени необходимо, чтобы их было много… Должно признать неспособным к войне то государство, у которого излишество всего, но недостаток в деньгах… государство может богатеть… двояким путем: посредством приготовления денег и посредством ввоза чужих денег»[121]. По изготовление денег наталкивалось на жестокий экономический предел, так же как и привлечение чужих денег коммерческими методами (меркантилизм). Тридцати летняя война поэтому была «войной резервов», денежных резервов, которые могли мобилизовать воюющие стороны, обращаясь к своим друзьям и к тем политическим силам, которые делали ставку на их победу.