– Читай! – сказал он, протягивая мне сложенную в два раза газету. – Внизу справа.
– Ни хрена себе! – высказался я, прочитав короткую заметку о том, что на окраине столицы в частном доме при пожаре сгорела вся семья известного террориста князя Мещерского, который был виновен в убийстве иностранцев. – А почему иностранцы во множественном числе? Ты убил еще кого-то, кроме Дюкре?
– Кто-то в очередной раз нами прикрылся, – зло сказал он. – Судя по заметке, выполнено довольно топорно, но преподносится, как официальная версия. Так обычно бывает, когда все заинтересованы закрыть какое-нибудь дело. Нет, никто там никого не убивал, взяли бесхозные тела в одном из моргов, одели в приличную одежду и подожгли дом. Понятно, что позаботились о том, чтобы остались нужные улики, например, обгоревшее письмо.
– Слушай, а ведь родственники Веры теперь думают, что она погибла! – дошло до меня. – Организаторам нужно было горе родных, поэтому вряд ли их предупреждали, что это инсценировка. Значит, и наши письма никуда не отправили!
– Правильно, – кивнул он. – Нас подобное задевает не очень сильно, хотя для Катерины это удар, а для Веры – это трагедия. Представляешь, как переживают ее отец и брат? Сейчас-то им уже можно было бы все рассказать, но кому нужно этим заниматься!
– Ничего, займутся! – сказал я. – Я сегодня понесу отпечатанные листы и предупрежу, что это последняя порция, и больше ничего не будет. Если к нам такое отношение, то и я отнесусь точно так же. В ценности того, что я знаю, уже никто не сомневается, вот пусть и передадут выше, что я им свернул фигу, а мы посмотрим, чем все закончится. Вера в гости не ходит и газет не читает, поэтому надо только предупредить мать с сестрой, чтобы не проговорились. На нее и так эта изоляция влияет больше других, не хватало еще, чтобы она изводила себя из-за отца с братом.
Я быстро допечатал тему, собрал листы в папку и, захватив с собой газету, ушел к Фролову. Скандалов я ему закатывать не стал, просто дал почитать газету и все объяснил.
– Хреново, – сказал он, укладывая папку в сейф. – Значит, вы объявляете забастовку. Жаль, но я вас понимаю. Сегодня же обо всем передам руководству. Только учтите, Алексей, что дорога в оба конца займет дней восемь, да еще неизвестно, сколько времени будут решать в столице. Идите отдыхать, пока не придет ответ, да не мотайтесь так легко одетым, это вам не Питер.
Действительно уже в середине августа сильно похолодало, а сейчас по вечерам температура вряд ли поднималась выше десяти градусов, но идти было недалеко, и ветра не было, поэтому я легко оделся.
– Финита! – сказал я дома жене, закрывая машинку чехлом. – Мне дали десять дней отпуска для сведения мозоли на пальце. Не вижу на твоем лице радости, неужели так привыкла к ее стрекотанию, что уже без этого не можешь жить?
– Да рада я, рада, – улыбнулась она.
– И не думай, – сказал я. – Я не для того буду сводить мозоль с одного места, чтобы приобрести ее на другом. Поэтому помимо любви мы с тобой займемся спортом! Я тебя как следует погоняю, и мигом слетит вся хандра! Мне нужно на ком-то отрабатывать приемы, вот я тебя и использую! Не захочешь ходить в синяках, будешь заниматься. Начну из тебя лепить боевую подругу, которая будет мужиков завязывать узлом. Наследственность у тебя хорошая, просто лентяйка. А еще выпишем сюда рояль или хотя бы пианино и прибор для записи грампластинок. Разучим несколько песен и запишем, а потом будем стричь деньги с продажи пластинок. Хорошая идея?
– Ты шутишь? – неуверенно спросила она.
– Какие шутки? – делано возмутился я. – Посмотри на себя в зеркало: на кого стала похожа! Я боялся за сестру, а надо было бояться за тебя! Целыми днями совершенно ничем не занимаешься, так же можно рехнуться или заболеть, а то и вовсе отдать богу душу. Нет, дорогая, мне вдовцом становиться рано. Если бы Лена была свободна, еще куда ни шло...
Шутливая потасовка закончилась в кровати.
– Первый пункт выполнили, – отдышавшись, сказал я. – С любовью закончили, теперь займемся борьбой. Вставай!
– Уйди, зверь! – начала она слабо отпихиваться. – Я больше ничего не хочу!
– А придется, – сказал я, поднимаясь с кровати и стаскивая с нее жену. – Надень на себя что-нибудь посвободнее, а то никто не поймет, чем мы занимаемся. А на будущее сошьем для тебя кимоно, да и для меня заодно. Не знаешь, что это? Грузчиков когда-нибудь видела? Вот они в кимоно и ходят. Такая одежда не мешает двигаться, только для тебя нужно будет выбрать ткань помягче, чтобы не натерла кожу.
– Вот когда сошьем, тогда и буду заниматься, – заявила она, забираясь обратно в кровать, – а сейчас не мешай отдыхать.
Я не стал ее ломать и дал поваляться в постели, а утром повел к женщине, которая многим шила одежду. Она сняла с нас мерки, взяла мои рисунки и пообещала, что сделает к завтрашнему утру. Вера на меня сердилась, но лучше пусть сердится, чем будет ко всему равнодушной. Вторым заходом мы пошли в галантерею.
– Выручайте, Светлана! – сказал я хозяйке. – Мне срочно нужно пианино. Сможете достать? За инструмент заплачу вперед.