Триумф и трагедия : Политический портрет И. В. Сталина : Книга 2. Часть 2

Он помнил, что то же чувство ненависти овладело им, когда в 1937 году он познакомился с одной, особенно потрясшей его речью Троцкого "Я обвиняю!”, которую тот произнес на нью-йоркском ипподроме: "Почему Москва так боится голоса одного человека? Только потому, что я знаю правду, что мне незачем скрывать ее. Я готов представить в международную комиссию расследований документы, факты и свидетельства, в которых и скрыта правда. Я заявляю: если эта комиссия решит, что хоть в малейшей степени я виноват в тех преступлениях, которые мне приписываются Сталиным, я добровольно отдам себя в руки ГПУ. Я делаю это заявление перед всем миром… Но если комиссия найдет, что процессы в Москве — это сознательная и преднамеренная провокация, то я потребую от своих обвинителей занять место на скамье подсудимых”

⁴¹.

Такие документы Сталин хранил, пока через какое-то время не отдавал Поскребышеву. Тот многие уничтожил, некоторые сохранились в тайниках архивов. Для Сталина это было общение наедине с теми, кого он ненавидел, с кем боролся, кто атаковал его. "Заряжаясь” ненавистью, Сталин умел и "разряжаться”. Это чувствовали миллионы людей…

А.А. Епишев, который, напомню, работал одно время заместителем министра государственной безопасности, рассказывал, что у Сталина была толстая тетрадь в черном коленкоровом переплете, куда он иногда что-то записывал. Едва ли для памяти, ибо она была у него "компьютерной”, хотя к концу жизни и начала сдавать. Возможно, содержание этих записей навсегда останется тайной. Я не знаю источника, на который опирался Алексей Алексеевич, но он предполагал, что Сталин какое-то время хранил и некоторые личные письма от Зиновьева, Каменева, Бухарина и даже Троцкого. Нет, Сталин не вел ежедневно записей, как Николай Александрович Романов — последний русский царь. Дневник императора охватывает 36 лет, не пропущено ни одного дня, исписано пятьдесят тетрадей в сафьяновом переплете! Думаю, Сталин не мог бы снизойти, как гимназистка, до ведения таких дневников, где, кроме мелочей, трудно что-нибудь обнаружить. Диктатор мог, судя по его характеру, записывать нечто существенное о сегодняшних и завтрашних деяниях, о людях и их грядущих судьбах. Мне, несмотря на все попытки, не удалось выяснить ни содержания, ни судьбы личных записей "вождя”.

Прямой доступ к Сталину имели лишь Берия, Поскребышев и Власик. О существовании этих записей знали только они. Но Поскребышев и Власик, которым больше всего доверял Сталин, незадолго до его смерти были скомпрометированы Берией и устранены из окружения. Словом, накануне смерти "вождя” из этих троих около него оставался один Берия.

Когда к пораженному инсультом Сталину Берия и Хрущев привезли утром врачей (до этого 12–14 часов он оставался без медицинской помощи), сталинский Монстр сразу понял, что это конец. Оставив Хрущева, Маленкова и остальных членов Политбюро возле умирающего Сталина, Берия умчался в Кремль. Кто сегодня скажет, не в сталинский ли сейф кинулся в первую очередь этот новый Фуше? Если да, то куда он мог убрать личные записи "вождя”? другие его бумаги?

Берия не мог не видеть, что в последние год-полтора отношение Сталина к нему непрерывно ухудшалось. В свою очередь и Сталин не мог не догадываться о намерениях Берии. Может быть, генералиссимус оставил распоряжение или даже завещание? Отношение к "вождю” тогда было настолько подобострастным, что окружение исполнило бы, видимо, его волю. У Берии были основания опасаться и спешить. А проникнуть в кабинет Сталина мог только он. Ведь Сталина охраняли его люди. Как бы там ни было, насколько мне удалось установить, сталинский сейф был фактически пуст, если не считать партбилета и пачки малозначащих бумаг. Берия, уничтожив загадочную личную тетрадь Сталина (если она там была), расчищал себе путь на самую вершину. Возможно, мы никогда не узнаем этой сталинской "тайны” — содержания записей в черной тетради. А.А. Епишев был уверен, что Берия "очистил” сейф до его официального вскрытия. Видимо, это ему было очень нужно.

Сталин имел обыкновение откладывать в особую цапку документы, которые почему-либо его заинтересовали, — отдельные письма, шифровки, свидетельства. Так, в начале 1946 года Берия передал Сталину фотокопии личного и политического завещаний Гитлера. (Сталин так надеялся захватить его живым!) Он долго читал переведенные тексты завещаний фюрера, останавливаясь подолгу на некоторых фразах:

”…Я решился перед окончанием земного существования взять в жены девушку… она по своему желанию умирает со мной как моя супруга… Наше желание быть тотчас же сожженными на месте.

…Приобретенные мною в течение многих лет картины я собирал не для личных целей, а лишь для создания галереи в моем родном городе Линц на Дунае.

…Я не хочу попасть в руки врагов, которые для увеселения своих затравленных масс нуждаются в организуемых евреями зрелищах.

…Я умираю с радостным сердцем… придет сияющее возрождение национал-социалистского движения…”⁴²