Читаем Триумф и трагедия : Политический портрет И. В. Сталина : Книга 2. Часть 2 полностью

Отнюдь не подвергая сомнению невиданное подвижничество советских людей, их поразительную веру в торжество социалистических идеалов, приверженность тем ценностям, которые олицетворяли в теории новый мир, сегодня мы не можем не сказать: в историческом процессе Сталин отводил народу роль объекта воздействия его идей, воли и указаний. Сталинизм низвел народные массы до гигантского механизма реализации замыслов "вождя”. Считалось нормальным осуществлять над целыми частями этого живого и сложнейшего организма постыдные и жестокие экзекуции, отправляя тысячи и миллионы лучших представителей народа на смерть или длительную изоляцию в бесчисленных сталинских лагерях. Печально знаменитый ГУЛАГ стал страшным символом жизни страны и народа, которого Сталин никогда не спрашивал: что он думает, что хочет, как относится к тем или иным его "историческим” решениям. "От лица” народа ему докладывали те, кому он больше доверял: выкормыши Берии. Уже через десять лет после смерти Дзержинского его детище было не узнать: оно было поставлено над государством и партией. А это означало глубокое перерождение власти. Все находилось в русле сталинской концепции, согласно которой главные функции государства наряду с другими выполняли "карательные органы и разведка, необходимые для вылавливания и наказания шпионов, убийц, вредителей, засылаемых в нашу страну иностранной разведкой”.

Сталинизм, по моему мнению, довел до абсурда примат политики над экономикой, государства над обществом. Здесь находятся глубокие корни того, что мы называем команднобюрократической системой. При такой ситуации (а Сталин это усвоил раньше других) тот, кто находился наверху, становился господином общества. Именно — господином, а не товарищем. Экономика же развивалась не в соответствии со своими, имманентно присущими ей законами, а в соответствии с политическими директивами. Такой системе жизненно необходима обширная и могущественная прослойка бюрократии на всех этажах общества и во всех его сферах. Возник своеобразный "политический абсолютизм”, когда волевое решение лидера отнюдь не считалось с экономической целесообразностью, материальными возможностями, своевременностью тех или иных технических и хозяйственных проектов. Достаточно вспомнить строительство сталинской Байкало-Амурской железной дороги, тоннеля от материка к Сахалину (под проливом), магистрали от Северного Урала до Енисея, которые были начаты без должного экономического обоснования, безгласно, а затем прекращены. Политический абсолютизм, доведенный до абсурда, сделал невозможной даже косметическую критику любых политических решений, в том числе в хозяйственной, технической, научной, аграрной сферах. Политика стала тем загадочным всемогущим сфинксом, который угрожал сожрать любого, кто хотя бы косвенно высказал какие-либо сомнения в ее правильности. Сталинизм — это абсолютная диктатура политики над экономикой, социальной и духовной жизнью, культурой. Сталинизм — это эволюция диктатуры пролетариата к диктатуре партии, а затем и к диктатуре одной личности. При диктатуре "господствующей личности” все институты государства и общества играют лишь роль аппарата ее власти.

Сразу же хотел бы ответить критикам, которые усмотрят в этих рассуждениях мое непонимание роли политики в жизни общества. Нет, я, разумеется, не против политики, я против ее абсолютизации. Она всегда будет играть огромную роль, ибо только с ее помощью можно регулировать отношения между классами, нациями, другими социальными группами, добиться народовластия. Но подлинная, истинная роль политики проявляется лишь тогда, когда в ее основу заложены непреходящие демократические ценности, способные гармонично регулировать отношения не только между общественными группами, но и тесно взаимодействовать с экономической и духовной жизнью страны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное