Триумф красной герани. Книга о Будапеште

Летом 2009 года в Словакии, до Трианона носившей имя «Верхней Венгрии», собирались открывать памятник святому королю Иштвану. На открытие намеревался приехать и принять участие в торжественной церемонии президент Республики Венгрии[89] Ласло Шойом. Несмотря на то, что обе страны к тому времени были членами Евросоюза и Шенгерской зоны и что границы между ними стали понятием условным, Словакия запретила президенту въезд на территорию страны. Было сказано, что турпоездки частных лиц – это одно, а официальный визит президента – другое, указано на нарушение «стандартов благопристойности», а также на то, что 21 августа – не только день памяти первого венгерского короля, но и день начала вторжения войск Варшавского договора (и Венгрии в том числе) в Чехословакию в 1968-м. А потому визит венгерского президента – нежелателен. Международные СМИ тогда с удовольствием прогнозировали внутриевропейскую бузу, предвкушая дальнейший обмен оскорблениями. Узел-то в этих краях завязан тугой и давний; в Центральной Европе говорят: «Словак – это чех, который говорит по-венгерски» (A szlovák az a cseh, aki tud magyarul). Разгорелся скандал. И вскоре потух: дело отправилось в Европейский суд и окончилось ничем.

Через полтора года, зимой 2011 года, случился следующий казус. В зале здания Совета Европы в Брюсселе по случаю начала председательства Венгрии в ЕС появился ковер размером в двести квадратных метров, изображающий карту Венгерского королевства по состоянию на 1848 год. То есть включающего в себя территории Словакии, половины Румынии, Закарпатской области Украины, сербской Воеводины, а также части территорий Австрии, Словении и Хорватии. И опять разгорелся скандал, и сказано было немало резких слов о попытках венгерского реваншизма. И – снова кончилось ничем.

Трианон – это то, что действительно болит. В городе время от времени попадаются на глаза то наклейки на машинах в виде карты той, до-трианонской Венгрии, то ее же силуэт на сувенирной кружке. Пройдет мимо местный житель в майке с надписью «Nem, nem, soha!». И время от времени, в той или иной форме, эта боль выплескивается наружу этаким нарывом, фурункулом. Но формы он принимает несколько комические, скорее в духе историй Швейка, если уж не покидать культурной сферы региона. И потому в катастрофу не превращается. А нарыв… Ну что ж, бывает. Главное – вовремя йодом смазывать.

Неизвестная страна

Обычная реакция приезжающих в город туристов: «Говорили нам, что Будапешт хорош, но чтоб настолько… Никак мы не ожидали от Будапешта такой красоты!» За этой репликой скрывается и радостное удивление, и косвенное признание в огорчительном невежестве. Венгрия до сих пор по инерции воспринимается как страна бывшего соцблока.

Ни одна другая страна в Европе не порождает во внешнем мире столько путаницы. В сетевых публикациях на русском языке периодически появляются венгры с фамилией Наджи или Наги, хотя имеется в виду Надь (Nagy). Город Печ (Pecs) превращается в Пекс, Шопрон (Sopron) в Сопрон, Дьёр (Győr) в Гьёр. И Буда, ожидаемо, – в Будду. По тому, знают ли российские журналисты, как звучит название партии Jobbik, можно судить о степени их осведомленности в делах венгерской политики. Сами же венгры, устав объяснять разницу между Будапештом и Бухарестом, запустили серию интернет-плакатов с выразительными картинками румынской столицы и подписью: «Budapest not Bucharest».

Современная Венгрия – загадочная страна. В еще большей степени – если говорить не о современном государстве, а о его «золотом веке», временах австро-венгерских. Приходится признать: Австро-Венгрия в целом (и в особенности ее венгерская составляющая) неизвестна и нелюбима в России. Неизвестна, потому что нелюбима, и нелюбима, потому что неизвестна[90].

Во-первых, век ее был недолог. Не век, всего полвека, пять десятилетий – с 1867 по 1918 год. Во-вторых, в эти полвека российскому обществу вся Европа должна была казаться не более чем пригородом манящего, сказочного, дразнящего Парижа. Какая Вена, какой Будапешт? Нет, матушка, тут магнит попритягательней. Париж слыл центром мира. По старой памяти смущала, видимо, умы Германия и раздражала Англия – чего еще придумает англичанин-мудрец? Не угонишься, черт побери. Потом ее место заняла плохо отличимая из-за равности языка и такая же заморская Америка.

Австро-Венгрии в общественном сознании места не хватало. И уж точно не было шансов у Будапешта выйти из тени первой имперской столицы, Вены. Общее мнение выражает российский журналист: «Вена солнечней и «возвышенней»: это прежде всего музыкальная и театральная столица Европы, делящая лавры первенства с Парижем. Это город уютных кофеен, которые словно воплощают дух старой доброй Австрии. Будапешт, формально второй город империи, находился вне этого синтеза, являясь самостоятельным центром, однако, скорее, центром провинции, чем государства, а тем более культуры»[91].