Триумф красной герани. Книга о Будапеште

Архитектурные красоты попадаются, но глаз выхватывает не их. На правой стороне улицы, напротив церкви святой Терезы, летом 2015 года появились еще две таблички из тех, что называются «камни преткновения». «Itt lakott…»[135]: Пал Киш и его жена Илона. Она убита в 1944-м, он в 1945-м. Ему было пятьдесят пять лет: он 1890-го года рождения. Ей сорок восемь: она родилась в том самом 1896 году, когда Будапешт самозабвенно праздновал Тысячелетие Венгрии и никто не мог вообразить, что ожидает мир в наступающем через четыре года столетии.

Перед Большим бульваром невозможно пропустить фантастическое здание Академии музыки. Здание выражает то настроение предвоенной Европы, когда пышная буржуазная эклектика Оперы или кафе «Нью-Йорк» начала выглядеть устаревшей и старомодной[136], а слово «буржуазный» у молодых литераторов стало превращаться в синоним пошлости и приземленного, ограниченного мещанства… Смена поколений: дети зрителей Оперы стали взрослыми, и захотелось чего-то более острого, нервного, но – не менее пышного, а по возможности еще более шикарного. Задача трудновыполнимая, но Будапешт справился. Теперь в фойе Академии путешественник рискует в полной мере пережить то, что вслед за Стендалем называют «флорентийским синдромом». По логике улицы Кирай находится здание Академии на левой, приличной, Терезварошской стороне.

Далее, от Большого бульвара до Варошлигетской аллеи – воспоминания о былом благоденствии.

Улицу пересекает Большой бульвар; слева он носит имя Терезы, справа – Елизаветы (в обоих случаях речь идет сразу о святой и об императрице). Улица – стрела, бульвар, идущий по дуге через весь Пешт от Дуная и до Дуная – лук. Самый длинный в мире шестивагонный пятидесятиметровый желтый будапештский трамвай ходит как раз по бульвару. Улица Кирай разрезает его почти пополам и, как стрела, летит дальше.

Архитектура здесь все та же, австро-венгерская – доходные дома под черепичными крышами, торжественные двери, треугольные фронтоны над окнами. Иное – состояние и настроение. И население. Построенные в конце XIX века, дома эти после социальных катаклизмов века ХХ стали местом жительства не то чтобы люмпен-пролетариата, но людей, до «среднего класса» не дотягивающих. Это мелкая буржуазия, лавочники, хозяева мастерских по ремонту часов и обуви, писчебумажных и овощных магазинчиков, парикмахерских на два кресла, китайских закусочных, простецких пивных. И их же посетители. Фасады обшарпаны. Вывески – только на венгерском. Ремонта не было с юбилейного 1896 года. «Трабанты» здесь – не деталь интерьера молодежного клуба, а средство передвижения. Мужчины бредут по тротуару в шлепанцах, в шортах, подозрительно напоминающих семейные трусы, и в китайских майках навыпуск. Женщины пенсионного возраста, выходя в лавку за хлебом и молоком, не надевают лифчиков. В лавках здороваются друг с другом и знают по именам продавцов: все свои.

Сквозь мельтешение самодельных вывесок проглядывает былое благополучие: балконы с внушительными балюстрадами, просторные эркеры, львиные морды на замковых камнях арок. Внутренние дворики в этих домах столь же обязательны, как и в остальном Пеште, но хвастаться ими жители не торопятся – нечем.

Еще перед Большим бульваром на улицу Кирай выезжает троллейбус номер 78; далее он будет сопровождать нас почти до конца пути. Самое время заметить, что троллейбусы в Будапеште бывают только семидесятые: № 70, № 71, № 72 и так далее. Есть еще пяток 80-х, но ни 1-го, ни 10-го, ни 20-го. Так и было задумано. Первая постоянная троллейбусная линия была открыта в Будапеште в 1949 году. Это был подарок коммунистической партии и советского народа трудящимся Венгрии в честь семидесятилетнего юбилея товарища Сталина[137]. Маршрут, в простоте душевной или с непонятной для Москвы хитростью, так и назвали – номер 70. Жители города про эту подробность собственной истории знают, с удовольствием как байку пересказывают туристам, но изменять номера маршрутов не торопятся. И не по причине ностальгии по советской эпохе (она если отчасти и есть, то по «гуляш-социализму», по временам кадаровским

[138], но никак не сталинским, не «ракошивским»).

Когда троллейбус пересечет площадь, улица Кирай снова сменит облик, характер и теперь даже имя.

Последний участок, от площади Лёвёлде до парка Варошлигет – дачная местность. Завершающий отрезок улицы называется Варошлигетской аллеей.

Это действительно аллея: ставшая внезапно в два раза шире улица разделяется на три проезжих части и четыре тротуара. Шелестят листвой деревья. Пахнут цветы. Разом, как отрезали, пропадают дешевые харчевни и дядечки в шлепанцах.

На границе между двумя мирами установлен памятник. На камне вполоборота, откинувшись назад, в позе неустойчивой и неуютной сидит человек, втянув голову в плечи. Зовут его Артур Кёстлер.