Триумвиры революции

После этой речи нет такого единодушия в аплодисментах, как прошлый раз. Часть депутатов точно окостенела. Страх сковал сердца, немота парализовала языки. Напрасно думали "государственные люди", что можно спрятаться за апелляцию к народу, за самое слово "народ". Неподкупный показал, насколько они враждебны народу. И самое страшное было в том, что оратор якобинцев говорил не от себя, не от своей партии, а от лица народа, именем которого жирондисты пытались спекулировать и которого боялись больше всего на свете.

Народ услышал Робеспьера. Его речь была напечатана на общественный счет, по подписке, распространенной среди парижан. Она нашла отклик даже в департаментах, где жирондисты еще сохранили свои позиции. Из разных концов страны посыпались петиции с требованием смертного приговора Луи Капету.

Наконец 30 декабря Конвенту пришлось стать свидетелем внушительного и печального зрелища. Явилась делегация от восемнадцати секций. В ее рядах находились ветераны революции, увечные 10 августа, вдовы и сироты граждан, павших в этот день. После короткого слова их оратора посланцы секций прошли через зал, обойдя его по кругу. Страшная была картина! Женщины, поднимающие к депутатам своих осиротевших малюток, юноши на костылях, безногие обрубки на тележках.

Тщетно было красноречие Верньо, речь которого поглотила все заседание 31 декабря, тщетны были строго продуманное выступление Бриссо и полная ядовитой клеветы короткая речь Жансонне.

Компания была проиграна.

Как же вели себя остальные триумвиры в дни, когда Робеспьер основное бремя взял на себя?

Марат, который в это время болел, чем мог поддерживал Максимилиана. 3 декабря он прислал свою речь в Конвент; в речи он выражал примерно те же мысли, что и Неподкупный. Именно Марат предложил, чтобы голосование по делу короля было поименным: каждый депутат должен был выступать с мотивировкой приговора. Марат знал, что делает, когда вносил этот проект. Ему была хорошо известна увертливость врагов; их, способных менять мнения на ходу, было необходимо припереть к стенке.

А Дантон? Поначалу он держался довольно уклончиво. Кое-кто распускал даже слухи, будто вельможа санкюлотов хочет спасти монарха. Потом Жорж уехал в заграничную командировку и вернулся в Париж лишь 14 января, к самому концу дела. Здесь он повел себя очень активно. Когда в Конвенте начались дебаты по поводу закрытия театров, дающих контрреволюционные пьесы, он воскликнул:

- Признаюсь, граждане, я думал, нас должно занимать нечто более важное, чем комедии!

- Речь идет о свободе! - закричал кто-то с места.

- Да, речь идет о свободе, - повторил Дантон. - Речь идет о трагедии, которую вам предстоит разыграть перед всеми нациями. Речь идет о том, чтобы под мечом закона пала голова тирана. Предлагаю Конвенту безотлагательно высказаться об участи Людовика!..

Жорж решительно отбросил попытку жирондистов спрятаться за систему голосования: для осуждения короля не требовалось двух третей голосов, вполне достаточно было простого большинства, которым утверждалась республика! Столь же решительно отверг он последние надежды на акции зарубежных правительств: свободный французский народ не мог вступать ни в какие переговоры с тиранами!

Он был так резок и так бесцеремонно вмешивался в прения, перебивая других, что один из соратников Бриссо не выдержал и со злобой крикнул:

- Ты еще не король, Дантон!..

При поименном голосовании он сказал:

- Я не принадлежу к числу тех "государственных людей", которые не понимают, что с тираном не вступают в сделки, что королей нужно поражать только в голову, что Франции нечего ждать от Европы и надо полагаться только на силу нашего оружия. Я голосую за смерть тирана!

Робеспьер, верный своей манере, аргументируя, произнес целую речь, которая начиналась так:

- Я неумолим по отношению к угнетателям, поскольку чувствую сострадание к угнетенным; мне чужда гуманность, которая свирепствует над народами и прощает деспотам... - И кончалась словами: - Я подаю голос за смертную казнь.

Мотивировка Марата была значительно короче:

- Людовик является главным виновником преступлений, вызвавших кровопролитие 10 августа, и всех зверских избиений, осквернивших землю Франции с начала революции. Я голосую за казнь тирана в двадцать четыре часа.

Еще короче сказал Сен-Жюст:

- Ввиду того, что Людовик XVI был врагом народа, его свободы и счастья, я голосую за смертную казнь.

Что же касается жирондистов, то, как и следовало ожидать, они в последний момент предали короля, за жизнь которого перед этим так отчаянно боролись: большинство их не рискнуло выступить против казни.

Людовик был осужден на смерть большинством в 387 голосов при 721 голосовавшем депутате.

Так закончился процесс между целой нацией и одним человеком, как назвал это дело защитник Людовика XVI, или, точнее, процесс между двумя партиями на решающем этапе революции. Монтаньяры после стольких неудач наконец приблизились на шаг к победе, жирондисты - к падению.

6. КРИЗИС