И вот именно этой зимой он идет на последнюю попытку: он просит у главарей группы свидания. Свидание происходит ночью, в загородном доме, в нескольких километрах от Парижа...
Встреча оказалась безрезультатной, хотя разговор был долгим и горячим. Для потомственных буржуа - жирондистов Дантон был прежде всего выскочкой, "нуворишем", разбогатевшим мужиком. Он слишком афишировал свою неразборчивость в средствах. Ему не могли простить "сентября", проложившего глубокую борозду между Жирондой и Горой. И самое главное, ему не могли простить народной любви, ибо народ всегда был страшным пугалом для клики Бриссо - Ролана.
Жирондисты, для которых революция давно закончилась, превращались в замкнутую, оторванную от народа касту, дрожавшую за свое положение, за свою власть, за свою жизнь.
Дантон, хотя и оглядывался постоянно назад, жил не прошлым и даже не одним настоящим, но в чем-то и будущим. Для него народ продолжал оставаться главной силой в революции, а сама революция еще не достигла конечной точки; великий соглашатель использовал то оружие, которое для жирондистов было смертельным.
Они отвергли его, отвергли решительно и бесповоротно. А он ответил им фразой, в которой были и боль и предвидение будущего.
Обращаясь к Гюаде, самому непримиримому из бриссотинцев, Дантон сказал:
- Ты не прав, Гюаде; ты не умеешь прощать... Ты не умеешь приносить свою злобу в жертву отчизне... Ты упрям, и ты погибнешь!..
8 марта в Париже стало известно о поражении Дюмурье в Бельгии; известие это привез Дантон, только что вернувшийся из Льежа.
В столице началась подлинная горячка патриотизма.
Конвент постановил направить комиссаров в секции, чтобы призвать парижских санкюлотов на помощь "своим братьям в Бельгии".
Призыв был излишен: Париж и так поднимался.
Генеральный совет Коммуны обратился с воззванием: "К оружию, граждане! Если вы промедлите, будет все потеряно!"
Движение принимало явный антижирондистский характер. Вечером у якобинцев журналист Эбер воскликнул:
- Необходимо потребовать отзыва всех интриганов, которые находятся еще во главе наших армий и в лоне Конвента!..
На следующий день санкюлоты разгромили типографии двух жирондистских газет.
Варле убедил Клуб кордельеров принять следующее решение: "Парижский департамент, являющийся составной частью суверена, приглашается взять на себя исполнение верховной власти. Избирательный корпус Парижа уполномочивается заменить членов Конвента, изменивших делу народа..."
Это был прямой призыв к восстанию.
Когда утром 10 марта Жорж Дантон поднимался на ораторскую трибуну Конвента, он хорошо помнил о том, что произошло накануне. Он видел перед собой толпу ревущего народа, со всех сторон окружившего Конвент. Он слышал призывные звуки набата, сливавшиеся с требованием предать суду клику Бриссо - Ролана. И этот новый вихрь народной ярости, как обычно, давал вельможе санкюлотов уверенность и смелость, подсказывая нужные слова и верный тон речи.
- У нас нет времени для разговоров, - повелительно напоминает оратор своим слушателям. - Необходимо действовать. Пусть ваши комиссары немедленно отправляются в путь, пусть они скажут этому подлому классу, пусть скажут богачам: ваши богатства должны пойти на пользу отечеству, как идет наш труд; у народа есть только кровь - он ее расточает. И вы, жалкие трусы, жертвуйте своими богатствами!..
Жорж презрительно смотрит на жирондистов. Что, присмирели, голубчики?.. Страх оледенил ваши уста?.. Подождите, еще услышите и не такое...
- Я помню время, - продолжает он, - когда неприятель находился на французской земле. Я говорил им, этим мнимым патриотам: "Ваши распри пагубны для дела свободы. Я всех вас презираю, вы изменники. Победим врага, а тогда будем заниматься спорами!" Я говорил: "Что для меня моя добрая слава! Пусть даже мое имя покроется позором, лишь бы Франция была свободной!" Я согласился прослыть кровопийцей! Так будем же пить, если нужно, кровь врагов, лишь бы Европа, наконец, стала свободной!..
Теперь "государственные люди" могут не строить иллюзий: он снова согласен стать "кровопийцей", повторить свое сентябрьское министерство. И если у кого-либо все же остаются на этот счет какие-либо сомнения, Дантон спешит их рассеять на этом же заседании Конвента.
Среди идей, носившихся в воздухе в мартовские дни, особенно часто повторялась мысль о необходимости создания Революционного трибунала. Первым эту мысль высказал Друг народа; она обсуждалась в Якобинском клубе и не могла миновать Конвент.
Чрезвычайный трибунал для наказания врагов революции был создан сразу же после восстания 10 августа. Но тогда жирондисты быстро свели на нет его деятельность, а затем и формально он был ликвидирован.
Теперь так просто отмахнуться от этого вопроса законодатели не могли; вскоре после речи Дантона возникла дискуссия о трибунале. Жирондисты горячо возражали против его учреждения. Двуличный Барер предложил отложить дебаты. Многие его поддержали:
- Отсрочить решение!
- Пора делать перерыв: уже шесть часов!
Председатель объявил заседание закрытым.