Правительственные комитеты ежедневно препровождали в Революционный трибунал десятки жертв, но некоторые дни оказывались особенно обильными: так, 3 термидора были изданы два постановления, отправившие на скамью подсудимых 348 человек. Очень часто к одному и тому же делу привлекали обвиняемых, которые даже не знали друг друга. Шпионы в тюрьмах, подслушав какие-нибудь неосторожные слова, составляли наобум списки мнимых заговорщиков, в которые заносили десятки, а то и сотни имен. На основании подобной системы обвинения трибунал осудил 73 "заговорщика" тюрьмы Бисетра и 156 "заговорщиков" Люксембургской тюрьмы. Но как ни быстро тюрьмы поставляли жертвы эшафоту, наполнялись они еще быстрее. К 23 прериаля в Париже был 7321 заключенный, полтора месяца спустя их стало 7800.
Кто же были эти тысячи новых арестантов и сотни новых жертв гильотины? Робеспьер, судорожно добиваясь проведения прериальского закона, имел в виду прежде всего устранить сравнительно небольшое число своих крупных врагов, членов Конвента, которых он определенно знал как участников антиправительственного заговора. Однако ни один из этих деятелей не был не только казнен, но даже арестован. Жестокий прериальский закон ударил не по тем, против кого он предназначался. Жертвами этого закона наряду с некоторым числом действительных спекулянтов, саботажников и "бывших" стали случайные, часто ни в чем не повинные люди: обыватели парижских предместий, уличные торговцы, недовольные своим положением бедняки. Посылая легионы подобных "заговорщиков" в руки палача, те, кто осуществлял эту операцию, умышленно перенесли место казни с площади Революции на площадь Трона. Ужасным процессиям приходилось следовать теперь через все Сент-Антуанское предместье, населенное рабочим людом. В течение многих часов дребезжали по мостовой страшные колесницы со смертниками, среди которых были старики, женщины, молодые девушки, почти дети...
Прошло время, когда парижане с интересом наблюдали подобные зрелища. Кровь вызывала отвращение. И Париж в ужасе отворачивался, внимая настойчивому голосу, не устававшему повторять: "Этого хотел Неподкупный!.."
В последние дни мессидора многие жители столицы, обитавшие в районе Елисейских полей, постоянно встречали худощавого, задумчивого человека с книгой под мышкой в сопровождении огромного ньюфаундленда. Прохожие без труда узнавали этого человека: то был знаменитый деятель революции, член Комитета общественного спасения Максимилиан Робеспьер, прозванный Неподкупным. Прекратив посещать комитет и Конвент, ныне он регулярно совершал эти тихие уединенные прогулки, не желая иных спутников, кроме своего любимого пса, которому верил гораздо больше, чем всем этим людям. Здесь он встречался с детьми. Многие из них хорошо знали в лицо "доброго дядю", угощавшего их конфетами и с интересом следившего за их играми. Зачастую, когда он гладил какую-нибудь русую головку, слезы наворачивались ему на глаза. Ведь во имя будущего вот этих малышей он отказался от собственной жизни, от самого себя, от таких же малышей, которые могли быть его детьми. Впрочем, разве все они и тысячи других - разве они не его дети, не дети революции?..
Отдыхая на скамейке парка, он иногда читал, но больше думал. Он старался осмыслить происшедшее. "Революция окоченела", - говорил Сен-Жюст. Неужели конец? Неужели все их мучения, все титанические труды прошедших лет пропали даром?..
Робеспьер крепко сжимает губы и вскакивает со скамейки.
Нет, больше ждать нельзя. Здание рушится на глазах. Попытка отойти в сторону и предоставить все течению себя не оправдала. Течение оказалось против триумвиров, и сила напора превзошла ожидания. Еще несколько дней и будет поздно. Быть может, поздно и сейчас. Но что из этого? Не погибать же сложа руки? Надо бороться до конца, каким бы конец ни был. Он зря пытался сделать что-то в комитете. Надо идти прямо в Конвент, к законодателям, к депутатам народа. Надо рассказать им все. Сколько раз сила его слова одерживала победу, сколько раз вызывала на овации даже со стороны "болота"! Большинство Собрания не осмелится стать на сторону злодеев. Если же Конвент примет и одобрит Неподкупного, он победит! Тогда горе заговорщикам: они будут уничтожены, их раздавят так же, как раздавили Эбера и Дантона. И тогда террор окончится и засверкает сияние правды...
Он все еще верил в несокрушимую силу слова. Именно словом он думал положить предел царству гильотины.
8. "БЛАГОДАРЮ ВАС, СУДАРЬ..."
8 термидора (26 июля) Робеспьер после долгого перерыва поднялся на трибуну Конвента. Он был спокоен и задумчив. Свою речь он начал следующими словами:
- Граждане, я предоставляю другим развертывать перед вами блестящие перспективы; я же хочу сообщить вам сведения об истинном положении дел. Я буду отстаивать ваш оскорбленный авторитет и насилуемую свободу. Я буду также защищать себя; ведь это не удивит вас, ибо крики угнетенной невинности не могут оскорбить вашего слуха.