Отметив, что французская революция впервые в истории основана на добродетели и правах человека, оратор напомнил о заговорах и мятежах, раздиравших страну с момента провозглашения республики. Он связал прошлое с настоящим, проведя единую нить от Бриссо и Дантона к сохранившемуся охвостью повергнутых фракций, чья тактика рассчитана на запугивание Конвента и распространение провокационных слухов среди честных патриотов. И главная особенность момента - стремление сосредоточить огонь на одном человеке, на нем, Робеспьере.
- Они называют меня тираном. Негодяи! Они хотели бы, чтобы я сошел в могилу, покрытый позором. Как жестоки их цели, как презренны средства! Может быть, нет ни одного арестованного, ни одного притесняемого гражданина, которому не сказали бы обо мне: "Вот виновник твоих несчастий; ты был бы свободен и счастлив, если бы он перестал существовать!" Как описать все клеветы, тайно возводимые и в Конвенте, и вне его с целью сделать меня предметом отвращения и недоверия? Ограничусь тем, что скажу: уже более шести недель, как невозможность делать добро принудила меня оставить Комитет общественного спасения; вот уже шесть недель, как моя диктатура прекратилась и я не имею никакого влияния на правительство. Больше ли стали уважать патриотизм? Быть может, ослабел фракционный дух? Сделалась ли родина счастливее?..
Не скрывая своих опасений относительно состава правительственных комитетов, Робеспьер с жаром защищал революционное правительство в целом, подчеркивая, что без него республика не сможет укрепиться и различные клики задушат ее.
В последней части речи Неподкупный остановился на экономических затруднениях и перспективах хозяйственного развития, подчеркнув, что задачей настоящего времени является ослабление максимума и постепенный перевод экономики на почву мирного времени.
- Что же нам делать? - спросил оратор в заключение. - Где средства против всех наших бедствий?..
Он предлагал эти средства. Главное - укрепить правительство, очистить комитеты и покарать предателей, вернуть Конвенту авторитет, восстановить повсеместно господство принципов справедливости и свободы. Революционное правительство спасло родину; теперь надо спасти правительство от всех угрожающих ему подводных камней.
Речь Робеспьера произвела сильное впечатление на Конвент. В первый момент было сделано предложение, чтобы речь напечатали и разослали по всем коммунам республики; Собрание издало соответствующий декрет. Но затем противники Неподкупного опомнились.
Билло-Варенн возразил против рассылки речи, требуя, чтобы тезисы ее были подвергнуты строгому разбору по существу.
- Когда хвастают своей добродетелью и храбростью, - закричал кто-то с места, - нужно быть и правдивым. Назови тех, кого ты обвиняешь!
- Да, да, - раздались выкрики отовсюду, - назови имена!
Это прямой вызов. Но Неподкупный не желает его принять, что и решает общий исход.
Поднимается Амар.
- Речь Робеспьера, - говорит он, - обвиняет оба комитета. Если его суждение связано с интересами государства, пусть прямо назовет имена; если же это мнение носит частный характер, то Национальный конвент не может заниматься вопросами оскорбленного самолюбия.
Робеспьер промолчал. И Конвент отменил первоначальное решение по поводу его речи.
Вечером он был у якобинцев. Прочитав речь, произнесенную в Конвенте, и выждав, пока утихнут аплодисменты, Неподкупный сказал:
- Братья, я изложил вам мое завещание. Сегодня я видел союз бандитов. Их число так велико, что вряд ли я избегну мести. Я погибаю без сожаления; завещаю вам хранить память обо мне; вы сумеете ее защитить...
Буря потрясла своды клуба. Якобинцы, вскакивая с мест, давали торжественные клятвы. Нет, Неподкупный будет спасен! Никто не посмеет ему угрожать! Горе врагам свободы!..
Максимилиан близоруким взглядом окинул окруживших его людей. Они так преданы ему и делу, которое он защищает! Хорошо, тогда он скажет все, он откроет им то, в чем едва признается себе:
- Отделите злодеев от людей слабых; освободите Конвент от терзающих его негодяев; окажите ему услугу, которой он ждет от вас по примеру дней 31 мая - 2 июня. Идите, спасайте свободу!
Слово сказано: это призыв к восстанию!
- А если свобода все же погибнет, - заканчивает Робеспьер, прежде чем кто-либо успевает ответить, - вы увидите, друзья, как я спокойно выпью цикуту...
- Я выпью чашу яда вместе с тобой! - восторженно кричит Давид.
Робеспьер с досадой отворачивается от пылкого художника. Не тех слов он ждал! Не о том нужно сейчас говорить! Но вот двое яростно протискиваются вперед. Это Колло д'Эрбуа и Билло-Варенн. О, эти хорошо его поняли!..
Впрочем, высказаться им не удалось. Якобинцы в ярости свистели и топали ногами, а когда Колло попытался их перекричать, его стащили с трибуны. Уже слышались грозные слова:
- На гильотину!
Врагов Робеспьера, сильно помятых, выдворили из клуба.