Трое

Из кратких полубессознательных пробуждений, Иван еще не в состоянии понять, что с ним произошло и где он находится. Кто это с ним рядом? Почему они здесь? Он не знает, и нет сил узнать… Каждый раз, когда сознание проясняется, когда в глазах рождается мысль, когда он хочет вспомнить, какая-то нить в голове обрывается, и он опять погружается в неизвестность, где ничего узнать нельзя.

В моменты такого пробуждения он чувствует себя невероятно слабым и легким, легче соломинки, раскачиваемой со странными интервалами. То качели далеко-далеко, то вернутся и задрожат, ослабевшие и бессильные. Иногда ему кажется, что это не он, а кто-то другой, с которым он поменялся местами, и что этот другой в любой момент может вернуться. Но не возвращается.

После второго переливания крови он открывает глаза, и вдруг все восстанавливается. Это похоже на пробуждение ото сна, когда первый же предмет порождает и первую мысль, а затем начинает работать весь мозг. Он видит лица друзей, капитана и сразу же их узнает. Потом понимает, что он в больнице, припоминает случившееся. Не чувствуя боли, он улыбается и говорит:

— Все в порядке!

Чтобы доказать это, он пытается приподняться. Снова что-то обрывается, и его голова падает на подушку. Снова качели относят куда-то далеко. А тот, с кем он поменялся местами, все не приходит.

Когда он снова открывает глаза, на стене, против окна, играет оранжевое пятно. Комната наполнена каким-то необыкновенным, полупрозрачным туманом, далеким и холодным.

— Светает! — думает он отчетливо. — Светает!

Белый круглый шар, белые стены, белые двери, тумбочки, задремавшая на стуле сестра. Не вчерашняя. Эта похожа на уставшую домохозяйку. Раз она здесь, значит его состояние… он припоминает… плачущие глаза Сашо, потрясенное лицо Младена, мрачную торжественность капитана, легкость в голове и его слова: «Все в порядке!»

«Все началось с того, когда он стоял на посту… Нет, раньше… туча хотела закрыть солнце… Потом прошла Марта… Потом выстрел… сумасшедшие глаза того, кучерявого и двое с револьверами. Мог ли я их заметить раньше? Откуда они появились? Потом засов… Тяжелый, ржавый, неподвижный. Успел он или не успел? Упустил ли тех? Наверное успел, раз он здесь!.. Брусчатка… Стебелек травинки и запах озона… и это жгучее, разливающееся по всему телу странное тепло… Потом… «качели»…

— Жив! — произносит он вслух. — Жив!

Голос его звучит как-то странно, глухо, мужественно. Он улыбается.

Сестра вздрагивает, просыпается, подходит к нему.

— Не говорите! — предупреждает она. — Вам нельзя разговаривать! — и она наклоняется, поправляет одеяло.

Он чувствует ее дыхание. Видит ее губы — маленькие, миловидные, сонные.

Нечаянно она коснулась его раны. Он сразу же почувствовал боль. И только сейчас замечает, что все его тело в бинтах.

— Сильно я ранен? — спрашивает он, не отводя взгляда от ее губ.

— Не знаю! — сестра словно поймала этот взгляд и теперь рассматривает его с любопытством. — Доктор говорит, что вам повезло! Через месяц все заживет!

Он понимает, что это неправда, но сестра должна говорить именно так.

— Наши придут опять?

— Придут! Только, прошу вас, не разговаривайте! Попробуйте уснуть! — она снова поправляет одеяло и отходит. Ей приятно пользоваться своей маленькой властью. Она ждет нового вопроса, чтобы пожурить больного. Но у него нет желания спрашивать дальше.

Ему не спится. Ведь он до сих пор спал.

— Я жив! — мысленно повторяет Иван. — В этом нет никакого сомнения! А мог бы быть мертвым, мог быть тем, чем был еще вчера… Качели могли отлететь и не вернуться никогда… Что такое я был? Ничто!..

В комнате стало совсем светло. Предметы выглядят теперь более близкими, но холодными и чужими в своей непривлекательной белизне. Слышен сигнал горна. Затем доносится лай собаки, где-то неподалеку проходит поезд. По коридорам начинают ходить люди. Слышны разговоры.

Его охватывает возбуждение.

Если не сегодня, то завтра или самое позднее послезавтра он встанет на ноги, выйдет на улицу, будет говорить с людьми, ездить в поезде. Он пойдет в казарму, затем домой. Потом… Как много «потом» предстоит ему. И все это потому, что он жив. А могло бы… Впрочем главное это то, что есть!

Вдруг стена напротив озаряется солнцем. Свет так ярок, что Иван прикрывает глаза. В памяти всплывает особое воспоминание.