— Ты считаешь, что вороны кричат по ночам? — зажимая рот рукой, чтобы не рассмеяться, спросила госпожа Акико. Отняв руку, она уставилась на ладонь и сразу же отвернулась от Кэрая.
Наложенные с утра белила, потревоженные рукой, стали осыпаться — и она знала, что на лице останутся некрасивые пятна.
— Вот именно потому, что ворон, если он в своем уме, ночью орать не станет… — объяснил Кэнске. — И это тайный знак тэнгу. Даже если кто-то услышит — подумает на них.
А услышал это наивное карканье не кто-нибудь, а Бэнкей, который выбрал для засады неожиданное, но весьма удобное место — знаменитую снежную гору перед государевой резиденцией — дворцом Сэйредэн. Ее утыкали сверху сосновыми ветками, так что было где спрятаться. Сверху Бэнкей прекрасно видел дворец Кокидэн, а когда переполз чуточку левее — то и дворец Дзидзюден, куда этой ночью все, как сговорившись, затеяли какое-то подозрительное паломничество.
— Очень все это любопытно, — сказал сам себе Бэнкей. — Сперва молодой господин Минамото Юкинари, потом закутанная дама, потом господин Фудзивара Нарихира с целой свитой, а теперь еще и эти двое… Уж не пир ли они там затеяли?
Вдруг он закусил губу.
— Пир… — повторил он. — А вот и гости прилетели…
На краю черепичной крыши маячил черный шар. Он легко приподнялся в воздух — и стало видно, что за ним тянется черный шлейф…
Бэнкей схватил посох и кубарем скатился с горы.
— Наконец-то я нашел тебя, — сказал Юкинари. — Я по всему государеву дворцу искал тебя и нашел. Наконец-то я слышу твой голос…
— И я слышу твой голос… — повторила стоявшая перед ним красавица. Китайская накидка стекала с ее плеч, мерцая голубым узором по белому полю, а из-под накидки виднелись нарядные платья, и все это было нежным, светящимся, полупрозрачным, а в середине угадывался синий силуэт.
Они стояли у открытой створки ситоми, для приличия любуясь луной, потому что утонченные любовники начинают беседу с вещей изысканных.
— Какие у тебя прекрасные волосы… но я думал, что у тебя густая блестящая челка, а ты убираешь их со лба… и лоб… какая поразительная белизна…
Честно говоря, Юкинари не знал, что нужно говорить даме в ночь первого свидания, хотя что нужно делать — он знал прекрасно. Толстушка в красном переднике много чему научила его на постоялом дворе. И без всяких поэтических сравнений…
— Ты тоже красивый, — тонкие пальцы красавицы коснулись его округлых щек. — Но я не за красоту тебя полюбила. Я полюбила тебя за твою любовь ко мне…
— Я ее ничем еще не доказал, — скромно сказал Юкинари. Хочешь докажу? Я бы приходил сто ночей подряд к твоим воротам, если бы ты только приказала!..
— Нет! — воскликнула она. — Только не это, не это… Это уже было…
— Сто лет назад, — согласился Юкинари, удивленный ее испугом. Была такая женщина, Оно-но Комати, она тоже писала стихи и велела кому-то из придворных приходить к ней сто ночей подряд. Только он не дождался — на сотую ночь умер. Говорят, прямо под ее воротами…
— На самом деле все было не так… — прошептала красавица. — И не говори мне больше об этом. Оно-но Комати была безумна, когда придумала это испытание, а я вовсе не хочу тебя испытывать. Я просто хочу быть с тобой счастлива. Я просто хочу любить тебя!
Но воскликнула она это так, что более опытный мужчина услышал бы в голосе отчаяние.
— И я хочу любить тебя, — немедленно отвечал Юкинари. — И я рад был бы терпеть ради тебя те девяносто девять бессонных ночей… Так давай же постелим на пол нашу одежду…
Он протянул руки и коснулся узких плеч красавицы.
— Постой, постой… — прошептала та. — Дай насмотреться на тебя…
А сама уже грациозно опускалась на колени, и вместе с нею опустился юноша.
— Приди — на твою любовь отвечу такой любовью, что звезды… произнес Юкинари. — А дальше? Что же дальше?
— Не знаю, — ответила красавица. — я не успела дописать эти стихи… я начала их так давно… Но они нашли тебя — вот что главное! Осторожно… не сомни свою шапку… давай ее сюда…
Юкинари было страшно.
Стоявшая перед ним на коленях, глаза в глаза, женщина сгорала от любви. Каждое прикосновение ее легких рук и даже каждый взгляд были поцелуями. Он знал, что любовь между мужчиной и женщиной должна быть прекрасна и возвышенна, но не думал, что она живет на кончиках пальцев. Если бы красавица попросту бросилась ему на шею — было бы понятнее.
Но он и сам боялся прикоснуться грубыми руками к этой полупрозрачной красоте.
Ему недолго пришлось ждать ее в темноте большого зала. Она скользнула, почти не открывая дверей, стремительная и легкая в своих сверкающих светлых шелках. Она взяла его за руку и повела, отодвигая одни перегородки, обходя другие, как будто ей не впервой было вести мужчину по ночному дворцу, отыскивая удобное и тихое местечко.
Она привела его в покои под самым скатом крыши. Уж там-то их никто и никогда не нашел бы. Возможно, что даже в дни государевых пиров сюда не забирались слуги.
И она хотела его любви!
— Я постелю свой кафтан, — сказал Юкинари. — Я нарочно надел «охотничью одежду», она подбита толстым слоем ваты, и нам будет мягко.