Тройка мечей

Это явно были северные сапоги, и притом в отличном состоянии, а это значило, что их хозяин не бродил подолгу каменистыми горными тропами. Девушка все еще рассматривала след, когда к ней присоединился сокольник.

Он поднес руку к отпечатку, стараясь не коснуться земли.

– Мужчина. Возможно, солдат. Или налетчик, которому повезло с добычей. Возможно, вчера утром.

Тирта оглянулась на хижину и подумала о своих планах дать лошадям отдохнуть. Разумно ли задерживаться здесь при таком отчетливом доказательстве, что они тут не одни? Пока она размышляла, сокольник заговорил снова:

– У него были неприятности.

Девушка увидела, как его ноздри под полумаской шлема расширились. Сокольник указал на пригнутый, наполовину присыпанный землей куст. Тирта заметила трепетание крылышек. Там кишели падальщики – жирные мухи, собиравшиеся на отбросах даже в низинных землях. Их привлекали брызги почерневшей крови на листве и пятна на земле.

Сокольник выпрямился, и в руке у него оказался дротикомет; мужчина двинулся вперед бесшумной походкой воина, охраняющего границу. Тирта никак не могла решить, следовать ли за ним. Тут явно прошел кто-то раненый – а ослабевший от ран изгой вполне способен выстрелить из засады в того, кто будет его разыскивать. И потому ее удивляло, что сокольник так решительно пошел по следу. А может, он думал, что этот незнакомец может оказаться его соплеменником, нуждающимся в помощи?

Стоя в тени большого куста, Тирта осторожно приоткрыла разум. Девушка уже делала это по пути, чтобы удостовериться, что впереди их не подкарауливает опасность, и ей показалось, что каждый раз, как она использует свой скромный Дар, тот крепнет.

Но сейчас она не нашла ничего.

Тирта вернулась туда, где они оставили пастись стреноженных лошадей. Она быстро оседлала недовольных животных и закрепила поводья так, чтобы до них легко было дотянуться. Справившись с этим делом, она стала рассматривать долину, в которой они обнаружили стоянку. Здесь имелся ручеек, бивший из земли меж двух камней, совершенно ледяной, возможно порожденный таянием снегов и исчезавший где-то в зеленых зарослях. Весна пришла сюда рано.

Под сенью высоких кустов густо цвели яркие цветы, и Тирта заметила на них трудолюбивых пчел. Эта долина была словно наполненная возрожденной жизнью чаша посреди бесплодных каменных стен. Девушка отложила свой плащ, чтобы освободить руки, натянула лук, вскинула голову, словно вилорог, охраняющий стадо, и прислушалась.

Журчание воды, жужжание пчел, хрумканье проголодавшихся лошадей, объедавших листья с кустов, – вот и все, что она услышала. Если сокольник и издавал какие-то звуки, передвигаясь, Тирта их расслышать не смогла. Да и другие ее чувства не уловили ничего тревожного.

Ее спутник возник внезапно. Он так и держал дротикомет в руке, а видневшаяся из-под шлема часть обветренного лица была застывшей и холодной. Тирта, кажется, начала понимать его – насколько ей вообще дано было понять человека его народа: от сокольника исходила ледяная ярость – подобной она никогда еще не ощущала.

– Ты нашел?.. – Тирта решила, что не позволит ему относиться к ней, как к человеку второго сорта, хоть такое отношение к женщинам и было в обычае среди сокольников. С чем бы они ни столкнулись здесь, в этом ничейном краю, они все должны делить на двоих.

– Идем, если хочешь!

Девушке показалось, что в его голосе все еще слышались нотки презрения и подозрительности, как будто он считал ее чем-то незначительным, хоть и вынужден был некоторое время исполнять ее капризы. Тирта последовала за ним с луком в руках и стрелой наготове.

По пути им попались еще пятна крови, над которыми вились мухи-падальщики. Потом они одолели заросли кустарника и вышли с другой стороны. Перед ними раскинулась широкая полоса открытого пространства, похожая на луг. На дальней его стороне обнаружилась лошадь, взнузданная и оседланная, – такой сбруей пользовались жители низин. Это был не горный пони, а торгиан – за коня этой прославленной породы владелец поместья мог бы отдать стоимость годового урожая зерна. Торгианы были некрупными и не особо красивыми, но те, кто способен был платить подобную цену, выбирали их за стойкость, быстроту и выносливость.

Конь стоял над телом, лежавшим на примятой траве; заметив чужаков, он злобно оскалился и заметался, словно собираясь напасть. Тирта слыхала, что таких лошадей обучали для боя и подковывали особыми подковами, чтобы конь мог затоптать пешего противника.

Девушка попыталась мысленно успокоить коня – так, как обычно обращалась с менее умными пони; она была уверена, что сокольник тоже старается мысленно дотянуться до нервничающего и злого животного, а гнева в коне было больше, чем страха, это нетрудно было понять.

Дважды он опускал голову и тыкался мордой в лежавшего. А потом, ловко обогнув безжизненное тело, кинулся на чужаков. Неудача – ей не удалось мысленно дотянуться до животного – удивила и встревожила Тирту. Возможно, конь разъярился до потери рассудка. Ей не хотелось стрелять в него, и она была уверена, что ее спутник тоже не собирается свалить коня дротиком.