Но что-то не складывалось… Малика смотрела на Хатму и пыталась ухватить мысль, которая появлялась и тут же исчезала.
— Почему господин не оставил тебя в кубарате?
— Потому что он стал хазиром и перебрался жить во дворец.
Разве Иштар жил не во дворце? Вот это новость…
— У мужчины не может быть два кубарата, — добавила Хатма.
— Не понимаю. Как два?
— Кубары не переезжают с места на место. Им нельзя выходить на улицу. Когда господин переселяется в другой дом, он набирает новый кубарат, а старый распускает.
Этак никаких девственниц не хватит. Неудивительно, что в других странах Лунной Тверди некому рожать.
— У господина есть дети?
— Нет, — уверенно ответила Хатма.
Неужели Иштар бесплоден, как и Шедар?
Девушка тотчас развеяла подозрения:
— Нам давали специальное питьё, чтобы мы не понесли от господина. — Хатма уставилась на улитку, прилипшую к обратной стороне стеклянного пола. — Ты заберёшь меня в свой дворец, когда станешь женой хазира?
— Ты не хочешь управлять Хоромами Луны?
Вскинув голову, Хатма расширила глаза:
— Я?! Кубаратом хазира управляет мать-хранительница. Она управляет всей женской половиной дворца. Ей подчиняются служанки, швеи, поварихи, прачки… Когда мать-хранительница умрёт, её место займёт старшая смотрительница. Меня могут взять в Хоромы только прислужницей.
Малика ухватилась за ускользающую мысль и едва не подпрыгнула. Кенеш подсматривает за Галисией и обо всём доносит Хатме. Но Хатма не встречается с Иштаром. Однозначно не встречается — по ней видно. Тогда кому она передаёт доносы?
— Когда ты последний раз ходила к Кенеш? — спросила Малика, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Кенеш? — Хатма свела белесые брови. — Кто это?
— Старуха. Она живёт в Приюте Теней.
— Мне нельзя туда ходить. Там я была один раз, когда разговаривала с матерью-хранительницей. Потом меня поселили в комнату рядом с твоими покоями.
Малику бросило в пот. Любая служанка может представиться чужим именем: её голоса никто не знает, а лицо спрятано под чаруш.
— Сколько у меня служанок?
— Личных — пять, — ответила Хатма. — Я и ещё четверо. У нас зелёные платья. Еду приносят прислужницы кухарки. У них синие платья. Бельём занимаются прислужницы прачки. Серые платья. Когда тебя нет во дворце, здесь прибираются сразу двадцать служанок. А на прошлой неделе нас закрыли в комнатах, а слуги мыли потолки и люстры.
Малика хлопнула ладонями себя по коленям:
— Так, ещё раз. Кому непосредственно подчиняешься ты?
— Старшей служанке.
— А старшая служанка?
— Сейчас вспомню. Я ведь здесь новенькая. — Виновато улыбнувшись, Хатма почесала висок. — Сначала идут прислужницы, потом старшие служанки, потом смотрительницы ведомств. Потом идёт старшая смотрительница.
— Которая подчиняется матери хазира.
Хатма кивнула:
— Правильно.
— Вы не выходите на улицу?
— Выходят смотрительницы ведомств, если раньше они не были кубарами.
Малика усмехнулась:
— В Ракшаде такое бывает?
— Если девушка до двадцати лет не становится чьей-то женой или кубарой, она может пойти в услужение. За это ей платят деньги. Но на улицу она может выйти только в большой праздник или когда состарится и снимет чаруш. Так во всех домах, не только во дворце.
— Хазир встречается с матерью?
Хатма замотала головой:
— Нет. Это запрещено законом.
— А со старшей смотрительницей?
— Не знаю. Наверное. Скорее, не хазир, а его помощники. Ведь кто-то приносит на женскую половину ткани на платья, продукты, посуду, мебель.
Надев чаруш, Малика вызвала старшую служанку и вместе с ней отправилась в Приют Теней. В голове роились вопросы. Зачем Хёск придумал историю про ненависть Шедара к матери? Хотел, чтобы шабира спряталась от Иштара в Приюте? Но чего ей бояться? Или Иштар нарушил какой-то закон, поселив шабиру в Обители Солнца, а Хёск этому противится?
После блужданий по лабиринту коридоров Малика наконец-то оказалась возле комнаты матери Иштара. Она ещё не знала, о чём будет говорить, но желание хоть немного разобраться в мире, который вдруг начал ей нравиться, вынудило постучаться в двери.
Из комнаты выглянула старая женщина. Без лишних вопросов посторонилась и жестом предложила Малике войти.
В комнате находились ещё несколько старух; узнать среди них мать Иштара не составило труда. И не потому, что она сидела в кресле, а все остальные стояли. И не потому, что она единственная, кто не поклонился шабире. Перед Маликой сидел Иштар, вмиг постаревший на десятки лет: окружённые сеткой морщин миндалевидные глаза, красиво очерченные губы, упрямый подбородок. Несмотря на преклонный возраст, взгляд старухи остался цепким, всепроникающим.
— Я пришла извиниться, Фейхель, — проговорила Малика, чувствуя себя неловко, обращаясь к старой женщине на «ты». В Ракшаде «вы» использовалось при обращении к нескольким собеседникам. — Я должна была прийти к тебе раньше, как только приехала. И скажу, почему я этого не сделала.
Откинувшись на спинку кресла, Фейхель сложила руки на животе.