Трон Знания. Книга 4 (СИ)

— Девочка, — возразила Малика и отвернулась к окну, коря себя за несдержанность. Если спросят: почему она так решила — она не сможет объяснить.

— Имя уже придумала? — поинтересовалась Галисия.

— Имена дают отцы, — сказала Фейхель.

— Несправедливо… — пробормотала Галисия. — Почему ты ушла из дома?

— Мы не обсуждаем семейные дела с чужими, — вновь откликнулась Фейхель.

— Я не чужая. Я подруга шабиры. И вообще-то я разговариваю с Самааш.

— Тебе не мешало бы выучить наши правила.

Покосившись на Малику, Галисия недовольно повела плечиком:

— Её муж плохой человек?

— Бог обязывает любить мужа, — ответила Фейхель, — а плохой он или хороший — не нам судить.

— А кому?

— Богу.

Галисия выбралась из кресла и опустилась перед Самааш на корточки:

— Он тебя обидел? Да? Беременных женщин нельзя обижать. Когда-то я была в монастыре, и там говорили, что таких людей Бог наказывает. Скажи своему мужу, чтобы следил за словами. Всё плохое, что он тебе скажет, к нему и вернётся. А может, ты чересчур строга к нему? Может, он не хотел тебя обидеть, а тебе показалось? Я слышала, что беременные реагируют на всё слишком остро.

Самааш щёлкнула замком на зажиме и сняла чаруш. Отшатнувшись, Галисия с трудом удержала равновесие.

— Закрой лицо! — приказала Фейхель.

— Дай ей вздохнуть свободно! — осекла Малика.

— Ничего-ничего, это всё заживёт, — протараторила Галисия, рассматривая лопнувшие губы и разбитый нос Самааш. — Я как-то свалилась с садовой лестницы, всё лицо ободрала, и ничего. Как новая монетка. Я бы сняла чаруш и показала тебе, но твоей маме это не понравится. Сильно болит?

Самааш отрицательно покачала головой.

— Тут кровь засохла. Можно я вытру? Я осторожно.

Самааш кивнула.

Галисия ринулась в ванную, вернулась с влажным полотенцем.

— Знаешь, что я сделаю? Я продам свои украшения, куплю дом и заберу тебя. Я всегда мечтала о сестре. Ты будешь моей сестрой? — говорила она, бережно прикладывая уголок полотенца к щеке Самааш. — Тебе не нужен такой муж, а ребёнку не нужен такой отец. Мы сами справимся. У меня много украшений. На еду и одежду хватит.

Перекинув полотенце через плечо, подбежала к столику, вытащила из ящика рисунки и дала их Самааш:

— Это твой брат. Я напишу ему письмо и попрошу помочь с покупкой дома. Он не откажет. Не смотри, что здесь он строгий. На самом деле он очень добрый. — Галисия робко погладила женщину по волосам, заплетённым в косички. — Твоя мама будет приходить к нам в гости, и мы по очереди будем петь колыбельные. Я знаю много колыбельных, правда, на другом языке. Мне их пела бабушка. Знаешь, какая у меня была бабушка? Не бабушка, а песня. Я переведу тексты на шайдир, чтобы вы понимали, о чём я пою.

Галисия говорила и говорила милые глупости, будто боялась, что умолкнет и мечта растает. Малика наблюдала за Фейхель. Из-под пледа выпирали острые колени. Руки, сжимающие подлокотники кресла, еле заметно подрагивали. Тягучий взгляд прилип к Галисии. Так смотрят на чудную бабочку и раздумывают, как с ней поступить: пришпилить иголкой к стене или посадить в банку.

— Мы же никуда не торопимся? — обратилась Галисия к Малике.

— Нет.

— Можно я схожу с твоей служанкой в свою комнату? Возьму альбом и карандаши.

Малика кивнула и, когда за Галисией закрылась дверь, направила взгляд на Самааш:

— Где твой муж?

— Не знаю.

— Но он жив?

— Когда я садилась в паланкин, слышала его голос в саду.

— Иштара не видела?

— Нет. Ко мне пришла женщина, показала на своей ладони печать хазира и попросила снять чаруш и платье. До платья дело не дошло. Потом она ушла. Вернулась на следующий день и вывела меня из дома.

Малика повернулась к Фейхель:

— Ей бы на солнце. Раны быстрее заживут.

— На крыше есть площадка для сушки белья. Она туда не поднимется.

— Я попрошу дать нам носилки.

— Там винтовая лестница, — сказала Фейхель и, немного помолчав, спросила: — Она всегда такая?

Малика кивнула, хотя её удивила чуткость Галисии.

— Щебетуха, — проворчала Фейхель, но в голосе проскользнули тёплые нотки. — Мужчины не любят, когда женщины говорят. Не потому ли Иштар передумал на ней жениться?

— Голос женщины его не пугает.

— Я не говорила, что он чего-то боится. Если мужчина будет слушать женщину, он перестанет слышать Бога.

— Это Бог посоветовал Марошу избивать твою дочь?

— Возможно, Богу понадобилась душа нерождённого ребёнка. Мы же этого не знаем.

— Тогда я правильно сделала, что от него отвернулась, — сказала Малика и заметила, как Самааш изменилась в лице.

Фейхель не успела ответить: пришла Галисия. Примостившись в ногах Самааш, принялась рисовать бабочек с человеческими тельцами, цветы с пухленькими губками, птиц с потешными глазками.

— У меня ничего нет, — говорила она, ловко орудуя цветными карандашами, — а мне хочется сделать твоей дочке подарок. Я сошью листы, и получится детская книжка.