На площади их ждал Урбис, староста ветонского Совета. Отведя Адэра в сторону, произнёс тихо:
– Звонил Крикс Силар. Просил передать одно слово: «Сибла».
Адэр тяжело вздохнул. Он хотел показать Эйре свой особняк в пригороде Лайдары, хотел провести с ней пару дней, наслаждаясь видом леса и гор. Не судьба. Долг зовёт в Мадраби.
Часть 19
***
Ожидая правителя, Сибла провёл в замке два дня. Дотошные расспросы Крикса вымотали его и в то же время помогли вычленить из хаоса воспоминаний и мыслей самое главное. В итоге разговор с Адэром больше походил на лаконичный доклад, чем на повествование о шести месяцах жизни.
Пристальный взгляд правителя смущал Сиблу. Ему казалось, что Адэр осуждает его. Ведь он не сумел выяснить, где находится логово бандита: с мешком на голове сложно сориентироваться, и Хлыст каждый раз менял место встречи. Не смог узнать, в какую часть леса выводит подземный переход: Братья возвращались из Ведьминого парка в полубезумном состоянии.
Адэр не осуждал. Он смотрел на Сиблу и задавался вопросом: почему сидящий перед ним человек так сильно изменился? Ранее светлый лик, обрамлённый мягкими пепельными прядями – стал мрачным. Отросшие волосы собраны в хвост. Прежде мелодичный голос теперь звучал хрипло, отрывисто, как лай собаки.
Когда в кабинете повисло молчание, Адэр покрутил в руках плётку, разглядывая сложное переплетение ремешков. Неужели всё дело в ней? Власть меняет человека, не всем она по плечу, и далеко не каждый способен с достоинством пройти испытание властью.
– Мы хотели пригласить Эйру… – начал Сибла.
– Исключено! – оборвал Адэр. – Пока не ликвидируем бандитов, об этом не может быть и речи.
– Я тебе говорил, – промолвил Крикс и, придвинувшись на край стула, вперил взгляд Сибле в лицо. – Говорил?
– Говорил.
– Зачем снова поднимать эту тему?
Сибла уставился на огонь в камине:
– Ну, а здесь… в замке… поговорить с ней можно?
– Нет! – произнёс Адэр. – Ей незачем знать о том, что творится в Рашоре.
– Она в приёмной, – напомнил Крикс.
– Ты начальник секретной службы, ты знаешь свои права, – отрезал Адэр и вернул плётку Сибле. – У тебя всё?
– Всё.
– Дальнейшие действия обсудишь с Криксом. Свободны.
Сибла встал со стула, оглянулся на Крикса, шагающего к двери. С растерянным видом посмотрел на Адэра:
– Вы ничего не сказали о детском приюте. Мне дадут разрешение?
– Нет.
– Почему?
– Ты пригрел воров и убийц.
– Они жертвы…
Адэр хлопнул по столу ладонью:
– Им место не в приюте, а в колонии для несовершеннолетних.
– В искупительном поселении рядом с матёрыми преступниками? Но это неправильно. Там ребёнок снова становится жертвой.
Адэр облокотился на подлокотник кресла, подпёр кулаком подбородок. В стране господствовал культ ребёнка. Но законы, направленные на защиту детства, не действовали в местах заключения. Адэр это знал.
Чтобы отделить малолетних преступников от взрослых и изменить установившиеся порядки, нужна тюремная реформа, нужны деньги. Сейчас казну опустошают другие не менее важные для страны реформы: образовательная, денежная, земельная. Полным ходом идёт строительство железной дороги, трёх электростанций, водопровода, школ, больниц. Доморощенных кадров не хватает, зарубежных специалистов приходится заманивать высоким жалованием.
Учителя и врачи, возмущённые неравноправием с иностранцами, забрасывают ведомства петициями. От забастовки их удерживает только то, что один год работы им считают, как два, и сулят такое же пособие по старости, как рабочим «вредных» профессий. На подходе пенсионная реформа, за ней судебная… Адэр устал до чёртиков от этих «революций сверху». А при мысли о прогнившей тюремной системе и вовсе становилось дурно.
– Ты был в искупительном поселении? – спросил Адэр и указал на стул.
– Нет, – ответил Сибла, усевшись. – Я слушаю исповеди. Любой ребёнок, совершивший плохой поступок – жертва воспитания, окружения, насилия. Его нельзя судить. Судить надо общество. А детям нужна любовь: человеческая, божья. – Взгляд Сиблы стал глубоким, выразительным. – Любовь – единственное чувство, которое может всё.
– У тебя есть опыт работы с детьми?
– Нет. Я пойду учиться, клянусь! Я хочу открыть такие приюты в каждом крупном городе. Хочу, чтобы трудных детей отправляли ко мне, а не в колонию. Сейчас Братьев полторы сотни, но будут тысячи. Таких людей, как мы, много. Я найду их, они пойдут за мной. Прикажите выдать мне документы, уберите Хлыста, дайте мне свободу действий, и вы не пожалеете.
Поднявшись с кресла, Адэр жестом разрешил Сибле сидеть и, приблизившись к камину, протянул руки к огню:
– Я бы мог подумать над открытием приюта для мальчиков. Но девочки... Не прими, как личный упрёк... У Праведного Братства были сексуальные рабыни.
– Вы говорите о Гнездовье?
– Да.
– Я родился в Гнездовье. Моя мать была рабыней.
– Что ты будешь делать с девочками? Оденешь как монашек, станешь стегать ремнём...
Сибла дёрнулся, будто ему в лицо кипятком плеснули.
– Нет!
– У тебя нет жены, нет детей. Ты не знаешь, что такое родительская любовь.
– Я любил свою мать, любил сестру, и они любили меня.