Тропа Исполинов

Таргрек сбросил мешки, расшевелил задремавших часовых и, не размышляя долго, отправил всех спать.

В небольшой комнатке, на матрасе, набитом соломой, освещённые пламенем старенькой керосиновой лампы, ночевали: огромная собака с отвислыми лохматыми ушами и вцепившиеся в её шерсть маленький мальчик и девочка постарше — две светлых, золотисто-жёлтых головки. Рядом, на диване, сипло дышал и подхрапывал в темноте ещё кто-то.

Споткнувшись о чью-то ногу, Тинч нечаянно разбудил лежавших. Собака подобрала лапы, приподнялась и лизнула Тинча в лицо.

— Кайсти, — позвал малыш.

— Ты б поосторожнее шагал, что ли, — не открывая глаз, пробурчала Кайсти. — Полуношник…

Пригасив лампу, Тинч почти на ощупь отыскал свободное место. Свет звезды пробивался в щель между стеной и куском портьеры, занавешивающим вход. На дворе была тихая и безветренная ночь. И только море — по-прежнему прокатывало волну за волной где-то там, под обрывом, совсем близко-близко…

Он снял куртку. Придвинувшись к спящим, накрыл ею ребятишек и укрылся сам. И только положил голову — на что-то мягкое, даже не поняв, на что — сразу же и заснул…

Все-таки, удобная это вещь — старая драгунская куртка.

Глава 11. Сражение при Вендимиоке

Прощай, любовь, прощай, надеждаНа тишь и счастье впереди,Мир поменял свои одеждыНа серый выцветший мундир.Прощай, любовь, прощай, родная,В дорогу чарочку подай,Мне шлем и куртка боевая

Тебя заменят невзначай…Старая солдатская песня

1

— Привет, простоватые! Вас стало одним больше!

Такими словами приветствовал старый Гурук сержантов драгунского полка. Игроки швырнули карты на стол. Дремавшие на полатях открыли глаза. Сержант Норт прижал ладонью струны чингаросса:

— Ишь ты! Не прошло и века…

— Сколько вам сейчас, Гурук? — полюбопытствовали из глубины палатки.

— Сколько ни есть — все мои, — хмыкнул Колдун, усаживаясь и ловким щелчком сшибая соринку с сержантской нашивки. — Стоило, однако, заваривать эту кашу. Хотя бы ради унтерских харчей.

— Ну, харчами и у нас особенно не разживешься… — ответил с полатей ещё один голос.

— Что ж, — пожал плечами новоиспеченный сержант. — Не поем — в зубах наковыряю.

— …А вот бутылочка где-то была. — продолжил голос.

— Да, где же? — отложив чингаросс, оживился Норт.

— Поищи в подсумке, там, в углу, — сказал, поднимаясь из-за стола, худой как сухое дерево унтер-офицер по имени Крабат. Подойдя к новоиспеченному сержанту, тряхнул его за плечи:

— Молодец. Поздравляю. Лучше поздно, чем никогда.

— Этак пойдёт, он и до генерала доберется, — сказал кто-то. — Пойдёт, пойдёт, и дальше пойдёт.

— Ладно, — сказал Крабат. — Теперь к делу. Какие новости привез?

Они чинно расселись за столом и, пока Норт разливал по кружкам, слушали рассказ новоприбывшего.

— Новости, конечно, не ахти, — начал Гурук. — Война всё-таки будет. Келлангийский консул удрал из Дангара. Генерал Хорбен ультиматум прислал — дескать, "вернись и всё прощу!".

— Угу, — отозвался Норт. — Это мы сейчас, без промедленья. "Люблю тебя как душу, трясу тебя как грушу".

— Зовёт обратно, в военный союз. Дескать, а что произошло, ребята? Ничего такого. Ну, сменили опять генерала на генерала — ваше дело. У вас в стране, вообще, кинь палкой в собаку — попадёшь в генерала, да… Только поставки пушечного мяса впредь не прекращайте. Дескать, поплакал я с такой обиды, да и простил вас, засранцев. Ужо только впредь не ослушайтесь. А то…

— А то! — набивая трубку, бросил Крабат. — А то мы здесь ничего не видим, не ведаем. Их там, с той стороны, всё больше и больше.

— Посему, — продолжал Гурук, — мне поручено довести, что военный совет решил принять бой и, разгромив келлангийцев в поле, выдвигаться к Урсу. Нашей задачей будет…

Не договорив, он глубоко, с удовольствием, потянул в себя дымок. Его собеседники терпеливо помалкивали.

— Ну ты, начальник штаба, — не выдержал Крабат. — Не тяни.

— Здесь, старики, история такая, — продолжил Гурук. — Весь совет был "за", только Гриос и Карраден — против. "Даурадес никогда не одобрит всего этого". "Почему?" План вроде бы удачный. Келлангийцы стоят рыхло. Попробуют атаковать — им хуже. То, что понагнали своей солдатни — дела не решает. Здесь, на нашей земле, мы — хозяева…

— Насмотрелись мы на эту кашу, — устало молвил один из взводных. — Начнут палить — половину своих накроют. "Лучшие в мире…"