— И ты наверняка видал её изображенной на портрете, — завершил Магсон. — Только как ты сумел догадаться, что это она?
— Ничего я не догадывался, — грубовато ответил Тинч. — Просто полезла в голову, надо же было как-то от нее избавиться…
— Ну отдохни, отдохни, — сказал Хэбруд.
— А кстати, господа, не налить ли нам вина? — предложил хозяин. — Тем более, пока нам есть что выпить, да и за кого выпить.
— Скажите, вы верите в Апокатастасис? — спросил Магсон.
— И с каждым днем — всё более, — ответил Моуллс, разливая по бокалам пахнущий полынью "Артамин".
— Во что верите? — не утерпел с вопросом Тинч, который никогда не слыхал такого мудреного слова.
— В конец света. Когда земля и все люди сгорят в огне всемирной катастрофы и все вещи во Вселенной придут к первоначальному состоянию.
— Не просто в огне, — сказал Тинч. — Поджарятся на сковородке как котлеты.
И рассказал о том, что ему привиделось накануне ночью.
2
— А ты? — спрашивал Хэбруд. — Где ты находился в это время? Ты тоже нырял в бассейн с маслом и вываливался в муке?
— Где-то в стороне. Только… я не знаю… мне всё это очень не нравилось… Я, кажется, кричал им, а они шли и шли…
— Выпьем, — сказал Моуллс.
Молодое вино с северных предгорий Тагр-Косса, художники закусили козьим сыром и хлебом.
— Ты полагаешь, что это может быть… он? — как-то по-деловому, игнорируя присутствие Тинча, спросил Моуллс.
— Всё может быть, — озабоченно отвечал Хэбруд. — Всё может быть.
И спросил, обернувшись к Тинчу:
— А ты не смог бы посмотреть, скажем… что хранится в нашем подвале?
— Спуститься сейчас? — разыгрывая непонимание, спросил Тинч. Несмотря на закуску, он с непривычки слегка захмелел. Ему, например, очень захотелось начать общаться со всей этой компанией на "ты".
— Ну, ты понимаешь, о чем речь. Ты никогда не бывал в подвале, поскольку на дверях и воротах висят замки…
— Да, потому что в подвале спрятаны какие-то длинные ящики, — как показалось — наобум, ответил Тинч.
Ответ его заставил Хэбруда и Моуллса озабоченно переглянуться. Испугались? Что же может лежать в тех самых ящиках? Могильная земля, из которой по ночам выползают вампиры? Ну, точно как в романе Стэрна Байкена!
Гм…
— На большинство медиумов алкоголь оказывает тормозящее действие, — заговорил таинственными словами Хэбруд. — На тебя, судя по всему — наоборот. Сейчас мы проделаем небольшой эксперимент…
— А может хватит? — вмешался Доук. — У мальчика и без того голова кругом идет.
— Я т-трезв как пустая бутылка! — гордо заявил Тинч. Он и в самом деле чувстввовал себя неплохо. Правда, в висках что-то постукивало, да немного побаливал затылок. Подумаешь, какое-то винцо. Посидели б вы с рыбаками из Анзуресса, хлебнули бы обжигающего желудок зелья, что гонят из шелковичных ягод. Не то, что эта ваша кислятина… И как это он добрался тогда, прошлой весной, до стоянки бота… и чей-то голос проворчал вслед, что, "если этот щенок будет и дальше так зашибать, то недолго протянет…"
В руке Хэбруда мелькнул блестящий предмет.
— Посмотри на этот крест. Ты должен почувствовать, как от его концов исходят лучи, которые ложатся на твою голову, ноги, плечи… Они приподнимают тебя над землей… Плечи расправляются… Твоё дыхание ровное и свободное…
Он действительно почувствовал это и тёплая приятная дрожь пробежала по позвоночнику. Тело стало мягким и податливым, и он откинулся, распластался в кресле, куда перед тем усадил его Моуллс.
— Твоё тело превратилось в один большой кусок тёплого тающего воска, — как сквозь сон доносился до него голос Хебруда. — Вот растаяли руки. Ноги. Туловище: живот, грудь. Шея. Голова. Воздух проходит сквозь тебя свободно и неощутимо. Тебя нет, ты растворился в пространстве. Твоё неразрушимое "я" вольно лететь куда угодно и видеть всё, что ты захочешь. Скажи, что ты чувствуешь?
— Я растворяюсь, — странным, не своим голосом произнёс Тинч. — Меня нет и я во всём.
Он действительно чувствовал это, и это было здорово. Он стал каждой частицей мира. Быть может, он умер? — но тогда это была бы самая приятная смерть! А может быть, такое и бывает после смерти?
— Отвечай, что ты видишь?
И Тинч внезапно увидел, насколько схожи меж собой самые мелкие частицы этого мира. Соединяясь, всякий раз особым образом, по-разному, они образовывали то камень, то воду, то живую плоть. И ещё — здесь не было времени! Вернее, все мириады крупинок были на самом деле одной единственной крупинкой! Она мелькала во времени туда-сюда, как уголёк из костра, если его покрутить в темноте, но здесь были не просто светящиеся линии, а все предметы, вещи, явления, Солнце, Земля, звёзды, вся Вселенная, во всех временах одновременно — из одной мельчайшей светящейся частички…
— Опиши, как она выглядит, — потребовал Хэбруд.
— Это капелька. Это шарик… Нет, не шарик, а как бы… как мячик! Он… из двух изогнутых полосок, красной и белой, как сшивают мячики. В каждой из них по две дырочки, в белой две красных, в красной две белых. И этот мячик пронзён лучом света, как спицей, в тех местах, где полоски сужаются…
Словно кто-то другой, медленно и тщательно выговаривая слова, говорил его голосом.