Тропами Яношика

— Хорошо, если ты так хочешь, я возьму тебя с собой, — пообещал Николай. — Тебя у нас примут, как родного. Будешь учиться.

— Не горюй, Пишта, — постарался успокоить простодушного парня Фримль. — У нас здесь жизнь тоже пойдет совсем по-другому. Не будет никакой разницы между чехами, словаками и мадьярами. А сейчас… — Он строго посмотрел на Ежо. — Сейчас, Ежо, надо выбросить из головы кое-что из того, чему тебя научили в нашей школе. Ясно? С Рудольфом ты можешь смело ходить на любые дела. Я с его отцом два года делил горе горькое.

Ежо придвинулся к огоньку. Но не смотрел никому в глаза. Он чувствовал себя неловко.

Понимая, что крутой поворот в отношениях Ежи, Рудольфа и Пишты сразу невозможен, Фримль решил не торопить события. Все придет в свое время. А пока, раз Рудольф еще слаб и с ним нужно кому-то оставаться, в Горегронье пойдут без него, двумя группами. Одну группу поведет Николай.

ЗВЕЗДА ЛОНГАВЕРА

Жителей села Полевка очень тяготило, что вторые сутки дождь лил почти без перерыва, а ночи были так черны и страшны, что никто за порог не смел выйти.

Зато Ежо и Николай торжествовали: лучшего времени для их дела и не придумаешь! Они по всему селу расклеили листовки. И вот вдоль железной ограды, обсаженной акацией, подкрались к большому зданию, где засели представители власти словацких фашистов. Прильнули к холодной мокрой ограде, метрах в десяти от парадного входа, над которым желтел огонек, освещавший тротуар и дорогу, и стали прислушиваться. Судя по голосам, людей в здании было немало. В противоположном конце дома слышались пьяные крики, пение.

Распахнулась дверь. Вышли три щеголеватых гардиста. Громко разговаривая, они зашагали по тротуару мимо затаившихся под акацией партизан.

— Пора! — шепнул Ежо.

— Надо узнать, где стоит часовой, — так же шепотом отозвался Николай. — Он, видно, на крыльце спрятался от дождя.

Недалеко загудела автомашина и вскоре подкатила к освещенному подъезду. Двое вышли из нее. Закрываясь плащами поверх военных мундиров, вбежали в дом по мокрым ступенькам освещенного крыльца. Кто-то рявкнул: «Наздар!»

Так приветствуют друг друга гардисты. Значит, часовой действительно стоит на крыльце.

Автомашина откатила от подъезда в тень, пофырчала немного и заглохла. Хлопнула дверца. Шофер последовал за приехавшими. Теперь приветствия не последовало. Однако щелкнули каблуки часового. Видно шофер не гардист, а простой парень… Это было важно знать партизанам.

— К машине!

Николай первый выбежал из-под акации. За ним — Ежо.

— Куда ты! — проговорил Ежо, когда тот, открыв дверцу, влез в автомобиль и распорядился:

— Прячься за машину!

Не успел Ежо исполнить этого приказания, как Николай вылез из кабины уже на другую сторону.

— Что ты сделал? — испуганно спросил Ежо.

— Положил в инструментальный ящик несколько листовок.

Ежо был в восторге. Ему самому захотелось добавить что-нибудь к этому отважному поступку друга, но тут он забеспокоился:

— А вдруг шофер их просто сожжет?

— Может… — грустно согласился Прибура.

— Придумал! Придумал! — радостно прошептал Ежо.

Достал из кармана карандаш, вытащил из-за пазухи одну листовку и, прижав ее к стеклу дверцы, начал писать на обратной стороне.

— Ты что? — схватил его за руку Николай.

— Не толкай!

— Кто-то идет!

— Сейчас!

Догадываясь, что именно хочет сделать Ежо, Николай снова беззвучно открыл дверцу кабины и приподнял сиденье шофера.

Ежо бросил туда листовку. И когда распахнулась парадная дверь, друзья уже были на другой стороне улицы…

Остановились они только за селом.

— Скажи теперь, что ты там намудрил? — спросил Николай.

Дождь продолжал лить, порывистый ветер насквозь продувал мокрую одежду. Но что все это значило в сравнении с той радостью, которая согревала не меньше, чем самый жаркий костер?

— Я… написал… шоферу… — отдуваясь после каждого слова, проговорил Ежо.

— Так и знал, что ты пишешь ему. Что ж ты там?..

— Приказал все листовки раздать шоферам. «Соудруг, шофер, — написал я. — Приказываю…»

— Ну, Ежик, ты родился партизаном! — хлопнул друга по плечу Николай.

— Теперь куда? — пропустив похвалу мимо ушей, спросил Ежо.

— Надо скорее обсушиться, а то заболеем.

— Тогда — к цестарю в Кралеве.

— Где это?

— В соседней деревне. Горар говорил: если что случится, зайдите к Шмондреку, его зовут Милий.

— Раз его знает горар, идем!

Цестарь Шмондрек Милий оказался очень старым, согнутым и каким-то замшелым.

Переступив порог кухни, в которой светила небольшая электрическая лампочка, Ежо сказал хозяину, что они от Эмиля. Старик даже не поприветствовал их, открыл дверь спальни и разбудил своих внуков — девушку и двух мальчишек-подростков.

— На дорогу! — шепнул Милий девушке, видно уже привыкшей к такой команде. — Чуть что, сразу сюда!

Девушка тут же ушла за дверь одеваться. А мальчишки, спавшие на диване, вставали неохотно, однако с большим любопытством рассматривали двух вымокших до нитки пришельцев. Заметив за спиной одного из них автомат, заторопились.

Лишь когда девушка и мальчишки ушли, старик заговорил с нежданными гостями.