В этот момент на карниз из-за выступа спрыгнул горный баран, архар. За какую-то долю секунды мы оказались друг против друга. Нас разделяло всего три метра. Я никогда не стоял так близко от дикого барана, а он, вероятно, не был в такой близости от человека. Мы оба отреагировали на эту неожиданную встречу одинаково: неподвижно застыли на месте. Его глаза цвета светлого янтаря, подобные огромным, прозрачным сверкающим камням, уставились на меня, не мигая. Пока я лихорадочно думал, что делать — отойти назад, прижаться к скале? — он размышлял над тем же. Прошли первые секунды взаимного созерцания. Потом глаза дрогнули, он бросил два молниеносных взгляда, один на пропасть, другой на скалу. Оба пути были отрезаны. Он не мог отпрянуть назад: карниз кончался. Баран стоял на самом краю нижней части выступа. Чтобы возвратиться назад, ему надо было развернуться, но для этого не хватало места. Боком и рогами он касался скалы. Ему оставался лишь один путь — вперед.
До меня доходил его острый запах. Он все еще запрокидывал голову. Огромные скрученные, словно корни, рога — две окружности, покрытые узлами и шишками, твердые, как железо, и тяжелые — поддерживала сильная, почти бычья шея. Если бы он ринулся на меня, то смел бы без малейшего труда. Я стал передвигать ногу, осторожно подаваясь назад. Слишком резкое движение могло послужить сигналом к нападению. Три метра, казалось, были непреодолимой границей. Полшага меньше-и чувство опасности заставило бы нас схватиться. Впервые у него дрогнули ноздри — мягкие черные лоскутки. Баран стал принюхиваться, и я понял, что он уже не ударит. Я все еще не спускал глаз с его узкой костистой, покрытой короткой шелковистой шерстью кофейного цвета морды. И вдруг он поднялся в воздух. Сначала присел, потом прыгнул вытянутой струной перпендикулярно вверх, вдоль стены выступа, ударившись о нее копытами. Натянутая кожа на палевых бедрах сморщилась. Посыпались обломки скалы. Подброшенный силой удара, он полетел еще выше, к краю обрыва, зацепился за него, и с лета перешел на горизонтальный бег по вы ступу. Далеко позади меня промелькнул его зад, и архар исчез из виду.
Мне удалось лечь спать раньше, чем обычно, в десяти часов. Я залез в спальный мешок, оставив открытым вход в палатку, через который виднелись звезды и блестящий серп луны. Было семнадцать градусов — температура падала. При свете свечи я еще раз просмотрел полученные сегодня письма. В одном из них студентка факультета полонистики из Кракова с грустью сообщала, что тема ее дипломной работы — моя литературная деятельность. Девушка просила разрешения встретиться, чтобы задать мне кое-какие вопросы. Письмо сильно запоздало. Беседа уже не имела смысла. Ее работа наверняка закончена, диплом получен. А я, вместо того чтобы спать, долго размышлял над тем, как могло случиться, что тысячи, сотни тысяч просвещенных умов пи Земле находят удовольствие в исследовании вымышленного мира литературы, и как дошло до того, что их деятельность столь высоко ценится.
Пасмурным утром мы — Тереса, Войтек, Пэрлэ, Ан джей и я — втиснулись в «мусцель», чтобы поехать к обнажениям Алтан-Ула II и там наконец собрать что-нибудь для музея в Далан-Дзадгаде. Сначала я придерживался какого-то следа, затем направился напрямик — через холмы и рвы, огибая одинокие стволы саксаула Когда высокий откос приблизился настолько, что стали четко видны его пестрые краски, нависшие глыбы камней и ворота ущелий, мы ощутили волнующее дыхание, которое обычно исходит от незнакомых мест и освежает воображение.
Мы быстро разбежались в разные стороны и начали поиски. Вероятно, в подсознании каждого из нас таилась надежда встретиться с чем-то необычным. И каждый же лал. чтобы эта встреча произошла один на один.
Однако случилось так, что кости оказались на поверхности и были видны издали. Все заметили их одновременно. Мы решили, что надо взять два тяжелых, как мельничные жернова, позвонка зауропода, останки четвероногого травоядного динозавра, самого крупного среди ископаемой фауны Гоби, которые попадались чаще других.
Позвонки лежали у входа в короткое ущелье, поэтому мы обследовали склон, чтобы проверить, не свалились ли они сверху, а потом осмотрели и само ущелье, откуда сезонные дожди выносили много материала. Но мы не нашли никаких следов скелета. Может быть, его вообще не было, а в осадке оказались только эти два позвонка, когда-то унесенные рекой далеко от места, где лежали останки зауролофа.
Кроме того, мы упаковали несколько костей небольшого орнитомима, а для музея — заднюю лапу тарбозавра — предел мечтаний. Она белела среди скальной россыпи, желтых глыб песчаника. Мы легко собрали рассыпанные кости, сложили их вместе. Получилась трехпалая нога с острыми когтями, похожая на чудовищную куриную ногу величиной полметра. Состояние костей было на редкость хорошим: не деформированные, твердые, как камень.