Тропы «Уральского следопыта»

Коковину сообщили, что в городе появились странные камни. Командир гранильной фабрики попросил достать для него образец. Ему принесли обломок зеленоватого аквамарина. Превосходный знаток камней, Коковин сразу понял, что это не аквамарин, ибо, как сообщал он в своем донесении в Петербург, «тяжесть и крепость несравненно превышают оный, отлом чище и стекловитея… а при сравнительных пробах оказался крепче иностранного изумруда».

Коковин не случайно сделал новому самоцвету пробу на изумруд. Он ожидал подобной находки. Еще в 1828 году он нашел (кстати, неподалеку от места находки Кожевникова) гигантский берилл, «какового нигде и никогда еще не было, да и едва ли можно надеяться, что когда-либо подобный мог найтись». Драгоценный берилл в Петербурге оценили в 150 тысяч рублей и «пожаловали» его музею Горного института, где он и хранится до сих пор. Там, где обнаружили берилл, можно найти и его лучшую разновидность — изумруд. Но дальнейшие поиски не увенчались успехом.

И вот спустя два года Коковин держал в руках настоящий изумруд и, конечно, оценил значение этого факта. Командир фабрики немедленно восстановил цепочку, по которой пришел к нему обломок изумруда, и добрался до Кожевникова. Дотошно расспросив смолокура, Коковин сразу же начал энергично действовать. Несмотря на январские морозы, он с рабочими 21 января 1831 года выезжает на речку Токовую — на место, указанное Кожевниковым. В мерзлой земле бьются один за другим шурфы и — о, удача! — попадают на жилу изумрудов!

Удивительно удачно пробиты первые шурфы — в центре самой богатой жилы. И первые же изумруды из них были великолепного цвета и высокого достоинства. А потому Коковин, приказав продолжать работу на копях, заспешил в Екатеринбург. Здесь он огранил один из изумрудов и вместе с другими кристаллами и своим донесением самым спешным порядком отослал в столицу.

Донесение Коковина произвело в Петербурге сенсацию. Столичные ювелиры после тщательных проб подтвердили: да, это изумруды! Первые русские изумруды — и превосходного качества! Уже 26 февраля 1831 года министр двора князь Волконский подал Николаю I докладную записку об открытии в России нового драгоценного камня. Сделав экскурс в историю изумрудов и отметив, что они «доселе были находимы только в Перу и Египте», министр вспомнил и берилл-гигант, найденный Коковиным «года пред сим два».

«Величина и прозрачность сибирского[33]

берилла, — говорилось в докладной записке, — служат надежным удостоверением, что сибирские изумруды, найденные ныне в близком расстоянии от местонахождения берилла, по красоте своей и ценности займут не последнее место между камнями сего рода, находимыми в других частях света. После прошлогоднего открытия графом Полье алмазов нынешнее открытие в Уральских горах настоящих изумрудов есть событие весьма достопримечательное — сколько в отношении к науке и, следовательно, к отечественной славе, столько и потому, что сии драгоценные камни представляют новый источник государственного богатства».

За открытие изумрудов Максима Кожевникова наградили денежной премией, а командира Якова Коковина — орденом. Было даже предложено «в ознаменование заслуги первого открывателя изумрудов крестьянина Кожевникова, покуда еще находится в живых, бюст его изваять из мрамора и пьедестал поставить на месте открытия с обозначением года». Памятник, впрочем, так и не поставили.

Петербург потребовал от командира Екатеринбургской фабрики немедленно продолжить добычу изумрудов. И с наступлением весны Коковин развернул работы. Первый прииск, названный Сретенским, оказался самым счастливым. Он дал много прекрасных изумрудов, там же нашли и единственную в своем роде друзу изумрудных кристаллов, оцененную петербургскими ювелирами в 100 тысяч рублей. Превосходный штуф изумруда послали в Берлин в подарок знаменитому Гумбольдту. Русский император подарил прусскому принцу Вильгельму семь изумрудов для колье и четыре — для серег. Изумруд в виде груши весом в 101 карат преподнесли императрице.

Мода на уральские изумруды буквально захлестнула придворные круги. Заполучить новый самоцвет жаждали самые сановитые чиновники. О драгоценном минерале говорили в аристократических салонах, о нем писали научные журналы. «Горный журнал» сообщал: